Жы-Шы

– Так… Славу вспомнил.

– Ух! Завтра же девять дней будет… Белка из Стокгольма прилетит… Соберемся все вместе. – Она внимательно смотрит на юношу.

– Даже не думай, – отвечает он на ее немой вопрос. – Я же здесь, с тобой. Только с тобой. Кстати, я тебе не рассказывал, что сестра Славы прислала мне пачку его писем Королеве Англии?

– Впервые слышу.

– Там было одно письмо, в котором он писал ей про собственные похороны.

– Ты его помнишь?

– Не дословно. Он писал примерно следующее:

«Милая Королева! Когда я все-таки умру, то не хочу, чтобы меня зарывали в землю по этому варварскому и неэстетичному обычаю. Моя похоронная процессия видится мне так. Шестерка лошадей везет орудийный лафет. Есть что-то гордое и в лошадях и в лафете. Чего нипочем не отыщешь в уродливых катафалках. Меня везут в крематорий. За повозкой топает духовой оркестр. Играют смитсовскую „Queen is dead“. За оркестром идут все женщины, которых я любил и которые отвечали мне взаимностью. Они разодеты в лучшие свои платья, но – без косметики. Они пританцовывают и улыбаются. Они радуются. У нас с ними было. Далее следуют женщины, которые хотели любить меня. Но у нас с ними не было. Они одеты в траур. Их лица покрыты вуалями. Они идут и рыдают в голос. У нас не было. Ну… а дальше – клоуны, карлики, пожиратели огня, мимы, дипломаты, депутаты и прочая мировая фрик-общественность».

– Эстет!

Конечно, они обсуждают того татуированного любовника, которого столкнула с балкона его зубастая пассия. Сейчас мне непонятно, чего в голосе брюнетки больше – горечи или гордости. Впрочем, какое мне дело! Ведь я стар. Я слишком стар, чтобы испытывать любопытство. До вчерашнего дня меня занимал лишь один вопрос:

– «Ь»? Или «Ъ»?

А сейчас и он отпал. Потому что оба хороши. Эти братцы умеют хранить тайну. В них – тишина, которой мне так не хватает. В них – молчание.