Ну, а если этот коллайдер сработает как-то не так, то никому не будет за это стыдно, потому что этого уже решительно никто не заметит.
Им нахуй не нужна твоя любовь. Это тебе нужна твоя любовь к ним.
А вот собака Степан.
Завидев выходящего на крыльцо меня, собака Степан обсирается от счастья, даже если я вышел без ливерной колбасы в руках.
«А ну пресмыкайся!» — говорю я ему грозно. Пресмыкается: ползает по земле и лижет ботинки. «Ну и чмо же ты, Степан!» — говорю я с неудовольствием. Степан чувствует неудовольствие, понимает, что сделал что-то не так, заглядывает в глаза, восторженно дышит, потеет языком.
В то время, когда я не выхожу на крыльцо, собака Степан роет под сараем подземный ход. Метра два уже выкопал, перегрыз там доски, вытащил наружу, теперь копает дальше.
Мечтает о тех временах, когда эта гнида (то есть я) больше уже никогда не будет его унижать.
Впрочем, когда я спускаю его с поводка, он всегда возвращается: жрать-то хочется.
Замечательное рассуждение про интеллигенцию {с. н.}. Очень мне понравился термин «простецы». По-настоящиему интеллигентный человек никогда не скажет некрасивое слово «быдло». А слово «простец» — оно даже в некотором роде уважительное. Простой — это ведь значит цельный, то есть, крепкий, всё ему нипочём.
А вообще всё верно. Ну учёные — да шут с ними, с учёными, пусть про них министр Фурсенко думает. А вот интеллигенция, настоящая интеллигенция — где она? Нету, вышла вся. Кто поумнее да пободрее — те все давно уехали. А те, кто остались — на них же больно смотреть — сидят всё в тех же кухнях и ругают теми же словами всё тот же самый кровавый режим.
Редко-редко вынесет случайный обрывок былой могучей прослойки из кухни на какой-нибудь марш несогласных. И несогласные помоложе, лимоновцы там или каспаровцы, не успеют даже рот разинуть, мол, это что ещё за чучело? а уж хрустнули пластмассовые очки под железной милицейской пятой, свалился на землю фетровый берет — и поминай как звали.
А ведь какая была силища! Пусть мало кто из них выходил на Красную площадь в знак протеста, но тихими героями были все. Один по восемь часов пил на работе чай, чтобы не помогать ненавистному режиму, другой не закрывал кран в ванной, чтобы у ненавистного режима осталось поменьше воды, третий набивал на машинке одним пальцем архипелаг гулаг, четвёртый слушал под одеялом немецкую волну, и так год за годом и день за днём.
И, наконец, настал день и все они вышли на улицу, и увидели, что они не одиноки, и пошли на площади. И там, глядя в неподкупные глаза Анатолия Собчака, Гавриила Попова и Бориса Ельцина, взялись за руки и стали раскачиваться из стороны в сторону. Вот тут-то и закачался отовсюду подгрызенный и подпиленный колосс. Поскрипел-поскрипел, да и рухнул, подняв огромную тучу пыли.
А когда пыль немного осела, то оказалось, что не осталось уже ничего: ни НИИ, ни КБ, ни СКБ. Лишь носит сквозняк по пустым коридорам листы из чьих-то диссертаций с рубчатыми отпечатками тяжёлых ботинок, да звенят под ногами стрелянные гильзы.
«Можно ли ещё возродить интеллигенцию в той стране?» — спросит уже в наше время один соратник по тогдашней борьбе другого соратника. «Нет, — честно и печально ответит тот. — Поздно. Связь времён прервалась». Они замолчат и снова будут задумчиво смотреть на садящееся в океан солнце.
И ведь действительно — интеллигенция вырастает не за годы или десятилетия, а за поколения, да и то, если есть достойные примеры. А где они, эти примеры? Кто тут у нас настоящий интеллигент? Никита, что ли Михалков? Да он, поди, и Чехова-то не читал.
Кто научит нас так помочь гостю надеть пальто, чтобы он не подумал, что мы ебанулись? Кто покажет, какой из этих ложек кушают ростбиф? Кто заставит правильно сморкаться на людях, в конце концов? Ведь нас, как ни учи, а всё получается то в штору, то на тротуар.
И сколько лет нужно шарикову, чтобы научиться держать вилку в левой руке, а ножик в правой? Я вот тридцать лет уже учусь-учусь, а всё без толку: поковыряю, бывало, левой рукой, поковыряю — да и брошу этот поганый ножик. А то эдак и голодным останешься.
А вот ещё расскажите мне, пожалуйста, что такое «состоявшийся человек».
Ну, вот он состоялся. Это законченное действие. То есть совершённое (вот тут-то как раз очень важна буква ё). А дальше чего делает?
Пулковская обсерватория, в которой я почему-то до сих пор не бывал, очень похожа на планету Татуин (если кто-нибудь знает, что это такое).
Мне там страшно понравилось.
Вот тут ещё и тут {нет фото}.
Отпраздновали вчера.
Пора в деревню.
Витебский вокзал города Петербурга — это такой совмещённый аналог Казанского и Киевского вокзалов города Москвы.