Жженый сахар

Я нерешительно мнусь, разглаживая листок на ладони. Буквально за несколько недель он стал похож на древний пергамент.

— «Помнишь, как ты добавила перца чили Антаре в кичри?» — читаю я вслух.

Бабушка смеется и кашляет.

— Когда это было?

— Когда она приучала меня к острой пище. Я жутко икала, но она все равно продолжала сыпать мне перец.

Бабушка качает головой.

— Мама не клала чили тебе в кичри. Это я положила имбирь. Ты тогда сильно простыла.

— Нет, это точно был чили.

Я уверена, что помню, как это было. Помню вкус боли во рту.

— Да нет же, — хмурится бабушка. — Не веришь мне, спроси у мамы. Она тебе скажет.

Я уже читала эту записку маме. Тогда она ничего не сказала, лишь посмотрела на меня совершенно пустыми глазами, и я запихала записку в диван, чтобы мама нашла ее снова.

— Какой смысл спрашивать? — говорю я бабушке. — Она все равно ничего не помнит.

— Может быть, она не помнит, потому что этого не было?

Я чувствую, как напрягаются мышцы в ногах. Она говорила с Дилипом? Или, может быть, мама ее убедила, что я вечно вру?

Листок улетает с моей ладони, словно его сдуло ветром. Но откуда бы взяться ветру, если окна закрыты. Под потолком шелестит вентилятор; описав полный круг, замирает на долю секунды и кружится дальше. Я наклоняюсь поднять бумажку — она ускользает, как белое расплющенное привидение. Бабушка смеется, но смех получается хриплым, скрипучим, словно радость и кашель слились воедино, стирая границы между весельем и дискомфортом. Мы наблюдаем, как листок исчезает под диваном.

Я достаю из кармана ключ, отдаю его бабушке.

— Что это?

— Ключ от маминой банковской ячейки.

Бабушка надевает очки и разглядывает брелок. Это рыжий кот Гарфилд, обшарпанный и поблекший. Она глядит на меня, выгнув бровь.

— На всякий случай, — говорю я. — Лучше заранее подготовиться ко всему.

* * *

Мы с мамой заходим в процедурный кабинет. Новый врач улыбается. Тот, который был в прошлый раз, сейчас в отпуске.

Мама ежится в халате. Жалуется, что халат отчетливо пахнет потом какой-то другой женщины. На столе у врача — инструменты в высоком стальном стакане. Гладкий отоларингологический шпатель, пинцет с загнутыми концами. Я не знаю, как называются остальные. В руках врача они кажутся острыми и недобрыми. В кабинете чисто, но ощущение, что грязно. Я поглядываю то на маму, то на потолок. На лампу, горящую белым светом. На гудящий кондиционер.

— Были еще какие-нибудь проявления? — спрашивает врач.

— Да, — отвечаю я. — Ей снятся кошмары. Домработница говорит, что она пришла утром и мама сидела, забившись в угол, сильно напуганная.

Его лицо остается бесстрастным. Он что-то пишет в маминой карте. У него типичный врачебный почерк, нечитаемый совершенно.

— У меня ощущение, — говорю я, — что все происходит как-то уж слишком быстро. Кажется, ей стало хуже.

— Для ее состояния все идет в рамках нормы, — говорит он. Волосы у него на лице растут пятнами: где-то черные, где-то седые. Два передних зуба кривые, и он немного присвистывает при разговоре.

Я говорю:

— Она принимает лекарство.

— Я наблюдал случаи, особенно с ранним началом, когда деградация происходит в разы быстрее.

— И у мамы как раз такой случай?

— Пока нельзя утверждать наверняка.

— Так что вы пытаетесь мне сказать?

— У нас пока мало данных, а результаты очень неоднозначны.

Я открываю блокнот и начинаю зачитывать список:

— Я показывала ей фотографии и старые видеозаписи. Мы смотрели ее любимые фильмы. Я водила ее на прогулки по ее прежним любимым местам. Мы вместе готовили разные блюда, особенно те, которые она не готовила уже давно.

Я кладу на стол папку и вынимаю распечатанные листы, где выделила абзацы желтым, зеленым или оранжевым маркером. Это цитрусовое разноцветье режет глаз, если долго смотреть. Врач тихонько откашливается и сдвигает очки на лоб.

— У меня подозрение, что у мамы подтекает чердак. — Я указываю на абзац, подтверждающий этот тезис.

— Подтекает чердак, — повторяет за мной врач.

— Да, причем уже отовсюду.

Отодвинув в сторонку закрашенную статью из научного журнала, я открываю брошюрку моей собственной ручной работы и предъявляю врачу свой magnum opus. Здесь схема физиологических функций маминого организма и история ее жизни начиная с рождения, где я указала, что бабушке не делали кесарево сечение, а значит, первую необходимую прививку микробами мама должна была получить еще в вагинальном канале собственной матери. На той же странице я перечисляю все вероятные мамины прививки и приемы антибиотиков в детстве.