Я не ответила. Он ещё что-то говорил. Достал из бокового кармана пиджака бумажник, развернул. Там, внутри, в прозрачном кармашке сидели, обнявшись, чёрно-белые мы, я и папа. С потёртой фотографии смотрели на меня из-под ёлки в мой третий Новый год две пары угольно-карих, не отличимых друг от друга глаз.
Я отвернулась и выбежала наружу. Слёзы душили. «Лжец, предатель, лицемер!» – бросала я из себя злость: эгоистичную, глубоко засевшую, незаметно вызревшую и окрепшую с годами…
Ещё через несколько лет я переехала в большой город, работала в офисе в центре, моя юридическая карьера шла в гору. Я рассталась со Славиком, он остался жить в маленьком городе и работал в нотариальной конторе, иногда мы по-дружески созванивались. Мама тоже осталась в маленьком городе, она больше не вышла замуж, но не хотела оставлять привычную жизнь и любимых подруг.
Не сразу, постепенно стала я полноправным жителем большого города. У меня была небольшая квартира в престижном районе, маленькая ярко-красная французская машина. Я часто путешествовала: европейские столицы и райские острова с белым песком. Посылала маме деньги. В остальном у меня не было обязательств, жизнь бежала интересно и легко. Унаследовав папину южную яркость, я привлекала мужчин, ходила на свидания, увлекалась, но жила одна.
Возвращаясь в свою квартиру после работы, отпуска или романтической встречи, я брала блокнот, ручку и сочиняла стихи. Стихи получались корявые, нескладные, но простые и искренние. В них было далёкое зелёное село, тропинка к школе, весёлая компания молодых сельских учителей и большая тёплая папина рука, крепко державшая мою детскую руку, размахивавшую в такт шагам:
Кто на свете всех дороже –
Это Зяблик – человек!
Я достала старую картонную коробку из-под обуви, запрятанную на антресоли, стала перебирать пожелтевшие от времени конверты, записки, фотографии.
В руки попала поздравительная открытка «С 8 Марта», в которой после пожелания здоровья и счастья папиным ровным учительским почерком были написаны несколько слов, расшевеливших что-то важное внутри.
Я провела рукой по выпуклому рисунку когда-то ало-огненных тюльпанов на открытке и поняла, что не чувствую обиды, не чувствую ненависти и злости. Я простила. Простила папу, как один взрослый человек, уже узнавший о жизни много, может простить другого.
Я вспомнила папин растерянный, печально-близорукий взгляд в нашу последнюю встречу, его будто съёжившуюся от нескладной жизни фигуру, знакомую фотографию в бумажнике и сердце моё мучительно сжалось: «Папа, папочка! Как же ты жил все эти годы?!»
Я переписала из открытки папин адрес, с нетерпением стала ждать отпуска, чтобы поехать в маленький город, бесконечно прокручивая в голове детали предстоящей встречи с папой.
В будний день я сидела за компьютером в офисе и что-то печатала. Зазвонил мобильник. Это был Славик.
– Привет! – выпалил он и, не дав ответить, продолжил. – Тут такое дело: бабушка твоя приходила в контору к нотариусу, ну, наследство и всё такое. Она твоего нового адреса не знает. Хоть вы с отцом и не общались… но… умер он, ещё месяц назад, внезапно, сердце. Алло, слышишь меня?
Отбой на телефоне нажался сам собой. Пальцы автоматически легли на клавиатуру, тонкие длинные пальцы с нелепыми камешками суставов посередине. Экран компьютера проснулся, загорелся, и на нем вспыхнула, словно вспорхнула заставка: маленькая, яркая, праздничная птичка – зяблик.
Тумбочка
Служить бы рад, прислуживаться тошно.
А. С. Грибоедов
«… Да-да, всё понятно. Хорошо, конечно. Да нет, что Вы, такой пустяк. Сейчас же вышлем кого-нибудь для снятия мерок. А впрочем, я сама, сама приеду, уже выезжаю. Конечно, я передам Татьяне Васильевне, она на уроке, видимо, поэтому не смогла ответить…», – слышался голос Маргариты Сергеевны, завуча нашей школы, из учительской, куда я зашла перед уроком за классным журналом 5Б.
Взяв журнал, я уже было направилась к выходу, но завуч меня окликнула:
– Ирина Петровна, голубушка, Вы не посадите мой 8А на урок? У меня срочное дело, нет никакой возможности отложить. Я напишу Вам вот тут, на листочке, номера упражнений, а Вы уж, очень прошу, посадите детей, дайте задание и проследите, чтобы не слишком шумели. Дело срочной, крайне неотложной надобности.
– Хорошо, – ответила я, наблюдая, как Маргарита Сергеевна, всё ещё держа в руках телефонную трубку и, видимо, мысленно продолжая только что оконченный разговор, обмахивала раскрасневшееся лицо тетрадью, взятой из лежавшей перед ней пачки недопроверенных контрольных работ. – Но… Маргарита Сергеевна, а что случилось, проверка какая-нибудь опять… Что за мерки снять надо? Может быть, я могу помочь?