Зяблики в латах

Друг подле друга, прикрытые соломой и шинелями, уже снятыми с замерзших, белые, с бурыми и сине-лиловыми пятнами на щеках, лежали на полу теплушки раненые корниловцы.

* * *

– Господин подпоручик, и это вы их всех сюда перетаскали? – почему-то шепотом спросил подпоручика Морозова Нартов.

В темном углу теплушки стоял какой-то молодой, коренастый солдат, с рыжими и густыми, как щетка, бровями.

– Нет. Он это… – кивнул на него головой подпоручик Морозов. – Единственный санитар, оставшийся при поезде. Он же и отапливал. Два дня… Костылями, носилками…

Рыжий санитар дышал в кулаки и под самым носом тер их друг о друга.

– Здорово! – подошел к нему я. – Ну что же ты?.. Здорово!

– Здрасьте! – вдруг быстро ответил тот, не по-солдатски кивнув головою.

– Здрасьте, здрасьте! – улыбнулся я. – Как звать тебя, молодец?

Санитар подумал и, не торопясь, поправил фуражку без кокарды.

– Ленц моя фамилия будет. Иохан Ленц.

– Немец?

– Та-а! Семля немного под Саратов есть. Из колонистов будем. Та-а, Ленц, Иохан.

Я опять улыбнулся:

– Молодец, Ленц! – и хлопнул его по плечу: – Спасибо за службу. Что – санитар?

– Wo-o… В золдат зачислен.

– А какого полка?.. Куришь?..

– Мы первого Катериноштатский немецкого имени Карл Либкнехт, курим.

– Ах ты, милая голова! – засмеялся Нартов. – Первый Катериноштадтский курить изволит! Ах ты, Либкнехт ты!..

– Смотри-ка, везде люди! – сказал за нами кто-то.

– Пленный ведь, а сколько людей спас! О Господи!..

* * *

…С дверей срывались сосульки. Стены теплушек были пробиты инеем. Бежал сквозняк…

– …Нет, подпоручик Морозов, бросьте меня водить по этому леднику!..

– …Подпоручик Морозов! Бросьте!..

…Во всех теплушках, уткнувшись головами под шинели, лежали замерзшие корниловцы, безрукие и безногие.

– Подпоручик Морозов! Ехать нужно!.. Уже поздно, Николай Васильевич…

Подпоручик Морозов меня не слушал. Мне стало страшно.

– Николай Васильевич!

Мне показалось, подпоручик Морозов сходит с ума.

– Нартов!.. Эй, Нартов!..

Над крышами поезда грузно бежал ветер… Подошел Нартов, и вскоре бронепоезд «Россия» медленно подходил ко взорванному мосту.

* * *

– На насыпь осторожней! Эй, вы там!.. Не так, – головой вперед… Вот… Так вот… Правильно!.. А ну, который это?

– Одиннадцатый, господин поручик!

Было уже темно. На рельсах синими блестками плескалась луна. Над рельсами, играя с ослабевшим ветром, бежал снег.

– Двенадцатый?.. А Свечников где?.. Где Руденко?

– Эй, Свечников!.. Руден-ко!..

…тринадцатый, четырнадцатый…

Пятнадцатый раненый тяжело хрипел…

– Осторожнее! Не растрясывай! Нартов, да поддержи же!

Когда уже и шестнадцатого раненого подняли на площадку, появились наконец Руденко и Свечников. Они волочили два тяжелых мешка.

– Что это? – удивленно спросил я.

– Магги… Ну и запасов там!.. Надо б вернуться, господин поручик.

Я взглянул на часы.

– Залезай, шакалы!..

Мы поднимались на площадку, ерзая животами о промерзлую броню.

* * *

На площадке невозможно было ни присесть, ни встать на колени. Раненые заняли слишком много места. Мы стояли глухой стеной, обхватив друг друга за пояса.

Черная снежная равнина быстро и круто скользила из-под поезда. Мне казалось, она срывается вниз и горбатой, бешеной волной бьет под колеса.

– Держись! Эй! Крепче!..

Высоко поднятая за нами четырехдюймовка чертила над горизонтом какие-то широкие круги и полукруги. И вдруг:

– Стой!.. Эй, стой!..

– Стой!..

За криком – вверх – взвился ветер и сразу же сорвался, сбитый внезапным выстрелом в небо.

Черная волна над насыпью рванулась кверху, вздулась и вдруг остановилась, гулко ударившись о броню.

Подпоручик Морозов соскочил с площадки и по шпалам побежал в темноту. За ним побежал Нартов.

– Упал? Кто? Кто упал?..

Но никто ничего ответить не мог.

Было лишь слышно, как на площадке перед нами стонали раненые и как дышал в темноте тяжелый и усталый паровоз.

Наконец Морозов и Нартов вернулись.

– Упал Руденко… Насмерть!..

…И опять побежала вдоль насыпи крутая, черная волна.

* * *

На станции нас встретил поручик Ауэ.

– В чем же дело, черт вас дери? Подпоручик Морозов!.. Подпоручик Морозов, в чем дело?..

– Прикажите разгрузить… – указал на переднюю площадку подпоручик Морозов.

Когда раненых разгрузили, четверо из них мутными уже глазами смотрели в темноту.

Бои в кольце

В деревне Гусяты, где был расквартирован наш батальон, было уже совсем темно.

– Не стоит раздеваться, поручик, – сказал мне подпоручик Петин, командир пулеметного взвода нашей роты. – Ложитесь так. Сейчас набегут красные. Они всегда теперь ночью…

Седоусый хохол-хозяин снимал на лавке валенки. Я сел рядом с ним и стал натягивать снятые было сапоги.

– Хорошо дома-то сидеть, а? – спросил хохла подпоручик Петин. – Спать ляжешь… А нам каково?

– Сыдилы б дома, панычу. Никто б ни ниволил.

За стеной мычала корова.

Ночью мы вскочили.

За деревней металась быстрая ружейная пальба. Точно ударяясь друг о друга, над крышей разрывались гулкие снаряды.

– Строиться!

Мы бросились к дверям, хватая спросонья чужие винтовки.

А седоусый хохол сидел на лавке и, глядя на нас, почесывал поясницу.

* * *

…Ночной ветер путался в голых ветвях.