Читаем Зяблики в латах полностью

— Да ты по порядку!

Наконец Лехин рассказал мне о происшедшем.

Когда в Лимане меня отвели в теплушку к корниловцам, капитан-первопоходник отцепил от эшелона нашу теплушку. Он ждал мясников, которым продал волов, и лабазников, которым продал сахар.

— Уж такой человек… несговорчивый! — вставил Едоков.

— Спекулянт! — пробасил Акимов.

— А кто же, ядри его корень!

Лехин выгребал ногою навоз из теплушки.

К вечеру того же дня, с поездом, нагруженным снарядами, мы двинулись на Бахмут, где, по полученным сведениям, стояла хозяйственная часть нашего полка. Через два дня, вместе с нею, мы были в Харцызске, где и дождались нашего полка, который, оставив линии Южной железной дороги, пошел по Ростовскому направлению. К Ростову стягивалась и вся Добровольческая армия, во избежание, как говорилось в полку, разрыва фронта между Донским корпусом и нами.

И еще в полку говорилось о предстоящих боях.

Мы готовились.

<p>ИЛОВАЙСКОЕ — ТАГАНРОГ</p>

Прошло несколько дней.

Дроздовский полк двигался эшелоном. Пулеметный взвод я сдал поручику Савельеву, пулеметчику, присланному к нам из офицерской роты, и вновь принял свой 2-й взвод.

Чувствуя себя все еще слабым, я почти не выходил из теплушки.

— Нартов, а что подпоручик Морозов делает?

— У себя он, господин поручик, при взводе.

Тут же в теплушке лежал Зотов. Зотов приподнялся.

— Они, господин поручик, в расстроенных чувствах. На всех словно из подворотни глядят и бородой зарастают.

— Позови его, Нартов!

Подпоручик Морозов садился рядом со мной и, сдвинув брови, часами смотрел на огонек печурки. За время моего скитанья он, действительно, оброс густой, русой бородою.

— И черт с ней! Пусть растет!..

Где-то, кажется еще, не доходя до Лозовой, на Алексеевке, он видел жену и вновь потерял ее в потоке беженцев. Она осталась за линией фронта. Зная об этом, я не задавал ему никаких вопросов.

…А в вагоне рядом пьянствовал поручик Ауэ. Говорят, он лежал на полу и, дико ругаясь, дрался с пустыми бутылками. В теплушках роты он не показывался. Иногда на остановках к нам забегал штабс-капитан Карнаоппулло. Усы его были растрепаны. Веки опухли.

— Ка… ка… каторые здесь?..

— Идите, капитан, идите с богом! Которых здесь нету…

И опять — свистки. Казалось, эшелоны перекликаются. Растягиваясь от станции до станции, один за другим, они медленно двигались по пути к Таганрогу. По дорогам около путей тянулись обозы. Без конца. Шли беженцы, воинские части, просто дезертиры. Когда эшелоны останавливались, бесконечные, черные цепи этих людей бросались к нашим вагонам. Их встречали бранью, прикладами, иногда — огнем.

Эшелоны были переполнены.

— Ил-л-ловайское!..

Были уже сумерки. Идущий перед нами эшелон сбрасывал под откос несколько разбившихся в пути теплушек.

— Потому и задержка… Поезд там перецепляют, — сообщил Алмазов, разжалованный за дезертирство унтер-офицер-алексеевец, недавно пойманный и назначенный к нам в роту.

Он сел на пол теплушки, достал из-за голенища кусок сала.

— Набегай, кто охотник!.. За дверью кто-то бранился.

Из Румы-ни-и по-хо-дом

Шел Дроздовский слав-ный полк! пел кто-то в теплушке ротного.

— Пожрать бы!

— Жри!.. Все одно, — одному мало!..

…А меня вновь знобило.

* * *

— Свечников!..

Штабс-капитан Карнаоппулло раздвинул дверь теплушки.

— Свечников, сюда!.. Свечников вскочил.

— Дай!..

— Чего дать то?..

— Сала дай.

И, взяв у Алмазова второй ломоть, Свечников быстро выскочил из теплушки.

— Свечников, куда?

…Но геро-о-ев за-ка-лен-ных

Путь далекий не страшил…, тянул кто-то у ротного.

Через минуту Свечников вновь вернулся.

— Что? Опять, брат, за салом?..

— К черту твое сало! Он схватил винтовку.

— Ишь побежал!.. Пятки сверкают!..

— И куда это?..

— Не запирай, Нартов. Подожди! Выйти нужно.

Я подошел к двери и спустился на притоптанный снег около вагонов…

За канавами, по обеим сторонам путей, в высоких и замерзших камышах протяжно и с надрывом выл ветер.

Вдоль вагонов бежал снег, хлестал по ногам и трепал полы шинели. Над снегом валил мерзлый пар с паровозов.

— Веди! Веди в камыши! Спускайся!..

От классного вагона командира полка шла группа солдат.

— Веди! Веди его, серого! — кричал штабс-капитан Карнаоппулло, подталкивая в спину какого-то рослого солдата в бурке — очевидно, казака. Другого, в круглой рыжей кубанке, прикладом по затылку гнал Свечников.

Темнело…

Высокий черный камыш грузно качался над снегом.

— Зима, а степь дышит! — сказал кто-то рядом со мной. Потом вздохнул: — «Мчатся тучи, вьются тучи…» А помнишь, Игорь?..

И вдруг из-под камышей — вверх — рванулись три коротких выстрела…

* * *

— Да за что?

— Да честь не отдали!

На Свечникове была круглая рыжая кубанка. Он поставил винтовку в угол теплушки и сел, вытянув на полу ноги.

— Честь не отдали?.. Кому это?..

— Его превосходительству.

— Кому?..

— Его превосходительству генерал-майору Туркулу. Свечников распустил пояс. Прислонился к стене.

Перейти на страницу:

Все книги серии Красные и белые

Два мира
Два мира

Гражданская война — самая страшная и жестокая из всех, что придумало человечество. Рушатся все нравственные и этические устои, отцы убивают родных детей, а одни верующие сжигают других прямо в церквях. И каждый ищет свою правду.Роман «Два мира» (1921) — первое масштабное произведение о Гражданской войне, получившее огромную популярность и переиздававшееся при жизни автора более 10 раз!Беспощадная борьба двух мировоззрений вызвала к жизни одну из самых страшных репрессивных организаций в истории — ВЧК. Ее сотрудники, искренне убежденные в правоте своего дела, в величии нового, «пролетарского» мира, буквально утопили Россию в крови, борясь за ее светлое будущее. А потом и сами, ненужными «щепками», были выброшены на обочину истории.Повесть «Щепка» (1923), или «Повесть о ней и о ней», явилась первой правдивой и страшной в своей подлинности картиной «классовой революционной борьбы», показавшей ее изнанку.Автор этих выдающихся произведений, Владимир Яковлевич Зубцов (1895–1938), был расстрелян. Реабилитирован посмертно.

Владимир Яковлевич Зазубрин

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза
Белая Сибирь. Внутренняя война 1918-1920 гг.
Белая Сибирь. Внутренняя война 1918-1920 гг.

Генерал К. Сахаров закончил Оренбургский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище и академию Генерального штаба. Георгиевский кавалер, участвовал в Русско-японской и Первой мировой войнах. Дважды был арестован: первый раз за участие в корниловском мятеже; второй раз за попытку пробраться в Добровольческую армию. После второго ареста бежал. В Белом движении сделал блистательную карьеру, пиком которой стало звание генерал-лейтенанта и должность командующего Восточным фронтом. Однако отношение генералов Белой Сибири к Сахарову было довольно критическое. Его даже считали одним из главных виновников поражений на фронте.К. Сахаров описал события на востоке России с осени 1918 года до весны 1920 года. Все им изложенное является результатом лично пережитого.

Константин Вячеславович Сахаров

Документальная литература

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары