Три дня показались вечностью. Все, что нужно было ему с собой, она купила и собрала за несколько часов, а все остальные превратились в мучительное ожидание. Она не была уверена в том, что военком сдержит слово, а бегать или звонить туда до бесконечности невозможно. Несколько раз она пыталась начать работать, но после трех минут тупого сидения перед монитором понимала, что ничего не соображает. Мысли ее как будто попали в центрифугу и болтались и бились там, пока не превращались в какое-то месиво из чувства вины, раскаяния, жалости, отчаяния и безысходности. В этом состоянии она написала письмо мачехе Ипполита, хотя понимала, что та вряд ли уже может что-то изменить. Машина работала.
Настал день, когда мальчиков построили в колонну, посадили в автобусы и увезли на вокзал. Все. Она ничего больше не может изменить.
Она не помнила, как добралась до дома, как открывала дверь ключом, как вошла в свою комнату…
Она спала несколько суток. В полудреме доходила до кухни, что-то пила и ела, благо в холодильнике у нее всегда был стратегический запас продуктов, и снова впадала в какой-то наркотический сон. Видимо, от нее в пространство не исходило ни грамма энергии, так что даже внешний мир оставил ее в покое. В эти сутки не звонил никто: ни студенты, ни заказчики, ни родственники, ни друзья.
Она не помнила, сколько дней прошло с начала ее спячки, когда утром раздался первый звонок. Это был Геннадий.
– Мариша, Аленка беспокоится. От тебя неделю нет никаких писем. А она собирается приехать. Ты что, компь–ютер не открывала, или он у тебя сломался?
– Гена, я просто спала.
– Неделю спала? Мать, очнись, что ты говоришь?
– Нет, я сутки спала, – сказала она заплетающимся языком.
– Марина, ты что, пьяная? – забеспокоился Геннадий.
– Я трезвая… Но сонная… Гена, извини, я хочу еще поспать.
Гена бросил трубку. Она решила, что он ее оставил в покое. Напрасно она так решила… Через полчаса он уже звонил в дверь их квартиры, которую ему открыла мать и что-то стала нашептывать ему в недрах кухни. После этого получасового шепота он вошел в Маринину комнату, посмотрел на нее и сказал:
– Марин, я тебе душ включу, ладно?
– Ладно, – сказала Марина и снова прилегла.
Вскоре Геннадий вернулся, схватил ее в охапку, протащил по коридору и затолкал в ванную, закрыв дверь снаружи.
– Марина, ты воду видишь? Ты знаешь, для чего душ придуман? – пытался ее разбудить Гена. – Марина, ты ни в чем не виновата. Ты сделала все, что могла! – кричал за дверью бывший муж. – Пойми, у каждого своя судьба. Ты поняла, что Алена приезжает через два дня?
И тут она очнулась:
– Что?!
– Ну наконец-то ты проснулась. Давай душ принимай. Я пока тебе кофе сварю.
Мысль о том, что она почти что сейчас увидит Алену, привела ее в чувство, душ продолжил процесс, а кофе, сваренный Геной, его завершил. Она вышла из сонного отупения и кинулась к компьютеру смотреть почту. Ящик был переполнен. Она нашла по последней дате письмо от Алены:
Мама, я вылетаю утром в понедельник. Мы договорились, что папа меня встретит, так что ты не дергайся. Как там бабушка и Ипполит? Он успел что-нибудь сделать с нашими документами?
Марина обошла квартиру. Боже, как это все расчистить к приезду дочери? А еще ведь надо продукты купить. А еще… Жизнь в ней просыпалась, и в тот день, когда Геннадий привез домой из аэропорта Алену, дочь даже не заметила на лице матери следов усталости и де–прессии.
Сама же Алена похудела, похорошела, а глаза у нее просто сияли. Она никогда не видела у дочери таких сия–ющих глаз.
– Мам, ты что? – кинулась к ней с порога дочь. – Я тебе пишу-пишу, а ты мне не отвечаешь! Папа мне сказал, что у тебя компьютер несколько дней не работал, а то я уже волноваться начала.
– Уже все в порядке, и я уже прочла твое письмо. Так ты надолго?
– Я думаю, что до конца лета я успею оформить все документы по переводу. Потом я еще хочу, чтобы Янош приехал с тобой познакомиться. Но ему нужно срочно оформлять вызов. И потом мы уедем… – Это был ураган планов и эмоций. Притормозить его Марина решилась, когда они сели за обеденный стол.
– Алена, но ведь учеба там платная, – пыталась она остудить пыл дочери. – Может быть, выгоднее закончить здесь, а туда уже ехать с дипломом? Ведь тебе осталось-то два года!