Зигфрид

Однако все произошло не так, как она думала. Заметив ее, бывшая валькирия быстро отошла на несколько шагов в сторону и воскликнула, гневно сверкая глазами:

— Не смей подплывать ко мне близко, я не хочу, чтобы вода, которая омывает твое тело, касалась и меня! Я королева, а ты жена слуги моего мужа!

— Победитель дракона Фафнира не нуждается в короне, — возразила Кримхильда, гордо подымая свою белокурую голову. — Зигфрид никогда не был и не будет ничьим слугой. Короли гордятся его дружбой, и среди них нет никого, кто был бы храбрее и богаче моего мужа.

— Да, я уже слышала, что он убил какого-то дракона и захватил его сокровища, — презрительно усмехнулась Брунхильд. — Но все-таки не он, а мой муж — король этой страны, не он, а мой муж — храбрейший человек на свете, потому что не Зигфрид, а Гунтер прошел сквозь пламя, чтобы получить меня в жены!

— Не Зигфрид, а Гунтер прошел сквозь пламя? — повторила Кримхильда. — Так значит, ты ничего не знаешь?

— Да, да не Зигфрид, а Гунтер! — почти закричала Брунхильд. — Твой Зигфрид жалкий трус по сравнению с моим мужем, и ты недостойна даже стоять рядом со мной, женой героя!

Кровь бросилась в голову Кримхильды. Уже не сознавая, что делает, она шагнула вперед и поднесла к лицу бывшей валькирии свою руку, на которой ярко сверкал Андваранаут.

— А это кольцо ты тоже дала Гунтеру? — спросила она дрожащим от волнения голосом. — Так объясни же, как оно попало ко мне. Уж не думаешь ли ты, что его подарил мне мой брат?

Брунхильд пошатнулась и схватилась рукой за сердце.

— Откуда оно у тебя? — еле слышно прошептала она.

— Я получила его от того, кто прошел сквозь огненную стену, от моего мужа, Зигфрида! — торжествующе сказала Кримхильда, успокаиваясь при виде волнения невестки.

— Ты лжешь! — снова закричала та. — Ты лжешь!

— Я лгу? — рассмеялась Кримхильда. — И это говоришь ты, мудрая валькирия? Да разве Грани пошел бы под кем-нибудь другим, кроме своего хозяина? Разве ты сама не сумела отличить голубых глаз Зигфрида от серых глаз моего брата?

Но Брунхильд ее уже не слушала. Разбрызгивая кругом воду, она стремительно выскочила на берег и, подхватив на ходу свое платье, не оглядываясь, побежала к замку.

«Уж не сказала ли я чего-нибудь лишнего? — подумала Кримхильда. — Но ведь Брунхильд сама виновата: зачем она меня оскорбила?» Взволнованная и опечаленная разговором с невесткой, она еще долго мучалась, а потом гуляла по окрестностям замка и вернулась домой только к ночи. Тут ее поджидал встревоженный Гунтер.

— С Брунхильд что-то случилось, — сказал он. — Она не выходит из своей спальни, не ест, не пьет и все время молчит. Уж не околдовал ли ее кто-нибудь?

Кримхильда опустила глаза: ей не хотелось рассказывать об их ссоре.

— Я ничего не знаю, брат, — тихо отвечала она и поспешила уйти к себе.

Все последующие дни Брунхильд не выходила ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. Забившись в угол и уставившись глазами в стену, она, словно окаменев, не двигалась с места и не отвечала, когда ее о чем-нибудь спрашивали. Гунтер был в отчаянии.

— Пойди к ней, Хогни, — умолял он брата. — Может быть, тебе она объяснит, что произошло.

Хогни с недовольным видом отправился к бывшей валькирии и вскоре вернулся обратно.

— Лучше оставь ее в покое, Гунтер, — сердито проворчал он. — По-моему, она просто капризничает. Еще день-два, и все пойдет по-прежнему.

Король недоверчиво покачал головой, а стоявшая тут же Кримхильда, которая чувствовала свою вину перед невесткой, хотя и не понимала ее горя, нерешительно предложила:

— Дай я сама поговорю с ней, Гунтер, мне кажется, что это не колдовство и не простой каприз.

Робко войдя в спальню королевы и увидев ее воспаленные от бессонных ночей красные веки и бледно-матовое, как у покойника, лицо, Кримхильда не на шутку испугалась.

— Брунхильд, Брунхильд, — позвала она. — Это я, Кримхильда, пришла повидаться с тобой. Скажи, чем ты так опечалена?

Темно-синие глаза валькирии оставались неподвижными и безжизненными. Казалось, она ничего больше не видела и не слышала.

— Брунхильд! — не выдержав, заплакала Кримхильда. — Успокойся, Гунтер любит тебя больше всего на свете и в своей храбрости не уступит Зигфриду. Он не прошел сквозь огонь только потому, что Грани его не послушался.

И, бросившись на колени перед невесткой, она обняла ее руками за талию.

Брунхильд не шевельнулась, не попыталась вырваться, и на мгновение Кримхильде почудилось, что она обнимает труп. Что-то неясно кольнуло ее в сердце, будто крик раненой птицы, раздался всплеск волн и снова все стихло.

— О Боже, что я наделала! — в отчаянии вскричала она, выбегая из спальни.

Часом позже, незадолго до заката солнца, в замок прискакал Зигфрид. Он вернулся еще более мрачным, чем поехал, и без обычной теплоты ответил на объятия жены, но Кримхильда приписала это его тоске по матери.

— Ах, Зигфрид, если бы ты только знал, что я наделала! — чистосердечно призналась она. — Я показала Брунхильд Андраваранаут, и теперь она вот уже который день не ест, не пьет, не спит, и того и гляди, расстанется с жизнью.

Богатырь вздрогнул.