Читаем Зигфрид полностью

— Оставляю матушку на ваше попечение, Гарольд…

Затем он пошел было к выходу, но при мысли о том, что мать его умирает, остановился и повернул назад. Рига вся в крови, поползла ему навстречу.

— Что же ты мешкаешь? — еле слышно прошептала она. — Ступай.

— Иду, — отозвался Коскэнд и, оставив сердце с умирающей матерью, бросился вон. Теперь он думал только о том, что враги бегут и их нужно догнать.

А Забияка, прокравшийся к замку и подслушавший весь разговор, со всех ног помчался к сообщникам. Он знал дорогу и далеко обогнал Коскэнда.

— Вот что, господин Ген, — сказал он. — Мать Коскэнда перерезала себе глотку, Коскэнд узнал, по какой дороге вы бежали. Он вот-вот будет здесь, готовьтесь. Меч наголо и прячьтесь под мост. Когда он перейдет мост, мы пугнем его мечами, а как только он попятится, рубите его сзади!

— Ладно, — ответил Гендиро. — Ну, смотрите, держитесь…

Гендиро укрылся под каменным мостом и стал ждать с мечом наготове, а остальные поднялись в рощу на склоне и засели там. Прошло некоторое время, и на мосту, тяжело дыша, появился ни о чем не подозревавший Коскэнд.

— А ну, стой! — рявкнул Забияка.

Коскэнд остановился. Перед ним стоял человек с мечом.

— Кто это здесь? — сказал Коскэнд, всматриваясь.

— Забыл меня? — крикнул Забияка. — Помнишь, как ты избил меня? Что, гонишься за господином Геном? Ничего не выйдет, сейчас я прикончу тебя…

— И я здесь, Коскэнд, — заорал Аскэ. — По твоей милости меня выгнали на улицу, я стал вором! А теперь тебе конец, приколю, как собаку…

— Тебе не уйти, Коскэнд, — взвизгнула Куни и тоже обнажила меч.

— Здесь ты и сдохнешь!

Коскэнд попятился, обнажая меч.

— Гендиро! — воскликнул он громовым голосом. — Ты трус! Выслал против меня челядь и бабу, а сам спрятался в роще? Разве ты рыцарь? Ты подлый трус!

Гулкое ночное эхо отозвалось на его крик. Коскэнд обернулся. Сзади подходил Гендиро. Впереди мечи, позади меч. Нельзя ступить ни шагу назад, ни шагу вперед. Коскэнд весь напрягся, тело его покрылось потом. И вдруг в его душе зазвучали слова настоятеля: «Наступающий выигрывает, отступающий проигрывает… Если ты испугаешься и отступишь, то твой черный день станет твоим последним днем… Прорвись через огонь…» Время настало. Если сейчас оробеть и отступить, все пропало. «Что для меня одна-две раны, царапины? — подумал Коскэнд. — Надо броситься вперед и рубить негодяев!», Забияка, полагая, что Коскэнд испугался и вот-вот побежит, сунул лезвие ему под нос. «Подлец!» — воскликнул Коскэнд, взмахнул мечом и прыгнул вперед. Забияка с воплем шарахнулся в сторону, но было уже поздно. Его рука вместе с перерубленным мечом упала на землю. Издавна были славные мастера удара, которые разрубали медные кувшины и железные шлемы, но Коскэнд такого мастерства не достиг. Меч же Забияки он разрубил потому, что это не был настоящий меч.

Как только Забияка упал, Аскэ повернулся и бросился бежать. Коскэнд ударил его мечом в спину. Куни завопила: «Убивают!» — выронила свой меч и помчалась обратно в рощу. Но зацепилась за ветви, и пока она пыталась освободиться, Коскэнд настиг ее и нанес удар. Она взвизгнула и упала. Гендиро, бежавший за ними следом, крикнул: «Ты убил ее, негодяй!» Он размахивал мечом, но деревья мешали ему, а Коскэнд, услыхав позади себя шаги, быстро повернулся и сунул ему меч между ребер. Куни и Гендиро были еще живы. Коскэнд схватил их за волосы, подтащил к большой сосне и привязал обоих к стволу.

— Неблагодарный негодяй, — произнес Коскэнд, обращаясь к Гендиро. — Двадцать первого июля прошлого года ты в отсутствие моего господина забрался к Куни. Когда я заспорил с тобой, ты показал мне письмо Сигмунда и избил меня обломком лука. Но главное в том, что ты, мерзавец, вместе со своей подлой любовницей, убил моего господина и покушался присвоить его имя и имущество. Ты помнишь это, подлец?

С этими словами он снова схватил обоих за волосы и потер их лица о кору сосны. Они плакали, просили пощады, умоляли о прощении, но Коскэнд не слышал их.

— А ты, Куни? — продолжал он. — Мать моя в память о твоем покойном отце помогла тебе бежать и даже показала дорогу. А знаешь ли ты, что из-за тебя она себя убила? Это ты убила ее, мою дорогую мать! И я жестоко расплачусь с тобой за все, ты подлая убийца моего господина, подлая убийца моей матери! — Он обнажил меч работы кузнеца Регина. — И подумать только, что такая тварь, как ты, обманывала господина! — произнес он и крест-накрест полоснул ее мечом по лицу. — А ты, Гендиро? Вот этой пастью ты обливал меня грязной руганью! — И он полоснул Гендиро мечом поперек рта.

Затем он прикончил их кинжалом матери, отрезал головы и поднял за волосы, но эти головы показались ему страшно тяжелыми, и он, обмякший и сразу ослабевший от удовлетворения свершенной мести, опустился на землю.

— Благодарю Бога, — пробормотал он, — за то, что привел меня исполнить свой долг и отомстить врагам…

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века