Зигмунд Фрейд

Времена рождали экстремистов. «Неприятнейшее дело», – писал Фрейд Ференци с гор, прочитав об этом в газетах. События летом происходили такие, словно «в небе висит большая комета».

Оставалось только ждать и надеяться. «Вена катится в пропасть и может погибнуть, если мы не добьемся знаменитого аншлюса», – писал Фрейд Сэму в конце 1928 года, видимо, потому, что считал союз с Германией меньшим злом, чем плохо управляемую Австрию, раздираемую внутренними противоречиями. Сама Германия давно перестала быть для Фрейда источником вдохновения. Немецкие психиатры уронили себя в его глазах своим «невежеством» и «грубостью», враждебным отношением к психоанализу. Немецкие политики и генералы доказали в войне, что они не заслуживают доверия. Когда Фрейд написал свою автобиографию в 1924 году. Макс Эйтингон увидел гранки и стал просить его убрать упоминание о немецком «варварстве». Фрейд отказался.

Как и остальная Европа, он знал, что у высокопарного немецкого политика Гитлера и его национал-социалистической партии появились последователи, нацисты. К 1929 году местные организации возникли по всей Германии и Австрии. Их любимым методом были уличные драки. 7 ноября того же года Фрейд сделал в своем лаконичном дневнике запись: «Антисемит[ские] беспорядки». Студенты-нацисты сорвали лекцию еврейского профессора в Анатомическом институте, находившемся в начале улицы Берггассе. Люди спасались прямо через окна. Впрочем, преследование евреев в той или иной форме продолжалось на протяжении всей жизни Фрейда, и ему казалось, что Германия сможет удержать в узде национал-социалистов. Будучи в мае 1930 года в Берлине для подправки протеза, Фрейд встретился с американским дипломатом и журналистом Уильямом Буллиттом «До того Фрейд анализировал его жену в Вене. В 1930 году Фрейд и Буллитт договорились вместе исследовать покойного Вудро Вильсона, бывшего американским президентом после войны, человека непопулярного в Европе. Фрейд сделал психологическую оценку этого человека. Стречи не включил этого в „Стандартное издание“, поскольку Джонс сказал ему, что это „не принесет Фрейду много пользы в глазах беспристрастных историков“.». «Нация, которая родила Гете, – сказал он Буллитту, – не может так испортиться».

Неизвестным фактором стал сам Гитлер, который все послевоенное десятилетие затачивал когти. Его «духовным домом», куда он отправлялся для раздумий над своими апокалиптическими видениями, была та же гористая местность вокруг Берхтесгадена, которую любил Фрейд. Год спустя после того, как Фрейд с семьей побывали там в 1922 году, принимая среди других гостей несчастных Фринков, Гитлер «влюбился в этот пейзаж» и выбрал тот же пансион «Мориц», где расхаживал помахивая кнутиком из кожи носорога, стараясь произвести впечатление на жену владельца пансиона. Его автобиография, «Майн кампф» («Моя борьба»), где на первой странице заявлялось, что Австрия должна вернуться к «великой немецкой матери», была завершена в 1926 году в другом месте под Берхтесгаденом, куда он продолжал ездить. Когда Фрейд проводил там лето 1929 года, они были совсем близко друг от друга.

***

Фрейда ждал еще один переворот в профессиональной области. Шандор Ференци, назойливый венгр, который страдал от проблем со здоровьем, женщинами и самооценкой, расстался с Фрейдом, одобрения которого искал почти всю жизнь и близким другом которого был более двадцати лет.

Если бы Ференци меньше нуждался во Фрейде, он ушел бы еще вместе с Ранком в 1924 году. Джонс утверждает, что вытащил его «насильно из пропасти». Сейчас Ференци разочаровался в психоанализе. После нескольких лет мучительных размышлений он публично высказал, что думает (ему было уже пятьдесят девять), обидел Фрейда и был изгнан. Движение унизило его, подразумевая, что он сошел с ума, и игнорировало его вплоть до последних лет, его реабилитация началась только сейчас.

У Ференци с самого начала были экстравагантные идеи о взаимоотношениях людей, как будто они могли быть очищены правдой. «Ваш жаждущий честности», – так он подписал свое письмо Фрейду в 1910 году. Авторитарность терапии вызывала у него неловкость. Он хотел, чтобы люди общались без ограничений, и однажды ему приснилось, что Фрейд стоит перед ним обнаженный – это символизировало «страстное желание абсолютной взаимной открытости». Телепатия нравилась ему потому, что ему было приятно думать, будто мысли пациента растворяются в мыслях аналитика.

Фрейд, который был на семнадцать лет старше его, с годами стал терпеливее и спокойнее и помогал ему преодолеть то, что он считал инфантильными склонностями. Они написали друг другу тысячу или две писем, больше, чем Фрейд с любым другим коллегой. Теплое отношение и экстравагантность Ференци всегда привлекали к себе. В двадцатых годах они обменивались дружественными письмами о том, как можно было бы усовершенствовать технику анализа. Но начиная с 1927 года Ференци разрабатывал свои собственные методы, которые держал при себе, хотя слухи о том, чем он занимается, уже появлялись.