Зигзаг неудачи

– Дмитрий Николаевич – реалист. Посоветовал Серафиме Игнатьевне успокоиться, но она не успокаивалась. Тогда он обратился за помощью к нашему другу – работнику прокуратуры господину Листратову. Попросил выслушать вытащенную с того света больную и развеять ее подозрения. Исключительно по дружбе. Но кое-что в рассказе Лопуховой прокурора насторожило. Достаточных оснований для возбуждения уголовного дела пока еще не было, и он рекомендовал ей нанять частного детектива, тем более что материальное положение больной позволяло. И посоветовал обратиться к Андрею.

Я почувствовала, как руки мужа ослабли – поверил в мою вменяемость. Андрей с интересом таращился на меня.

– С подачи Андрея была состряпана версия, по которой все имущество Лопуховой Серафимы Игнатьевны в случае ее смерти отходило к спасшему ее врачу Ефимову Дмитрию Николаевичу. Только Серафима вас переиграла. Она не верила в хороший конец истории и официально придала версии вид законного завещания. Понятно, что вы хотели исключить возможность родственных раздоров. Объявить наследникам об изменении завещания решили в день ее выписки. Андрей уверовал в контроль над ситуацией. За жизнь самой Серафимы не опасались: свидания с родственниками и знакомыми были запрещены, передачи ни от кого не принимались. Андрей спокойно занимался проверкой подозрений Лопуховой. Но объявить родственникам об изменении завещания так и не пришлось. Серафиму Игнатьевну убили. Андрей и мой муж не учли того обстоятельства, что невозможно уследить за всеми «тетями Дусями», всегда готовыми прийти на помощь страждущим. Тем более за материальное вознаграждение. Бутылку с настоем шиповника пополам с гликозидами, скорее всего, попросил передать Серафиме человек, абсолютно не похожий на отца Дарины…

– Это была женщина.

Андрей произнес это спокойно и без обиды.

– Тем более…

Я слегка озадачилась, хотя постаралась не показать вида. Женщина в мой рассказ не вписывалась. Я считала ее умнее, но от этого обстоятельства отмахнулась – потом додумаю.

– Несмотря на заверения Андрея и Дмитрия, Серафима Игнатьевна все-таки беспокоилась за свою безопасность. Деньги от продажи московской квартиры она действительно перевела на личный счет моего мужа, также рассчитывая, что в случае ее насильственной смерти он сумеет довести расследование до конца и оплатит стоимость услуг частного детектива. Как он распорядится остальной частью денег – не сомневалась. Отдаст тому, кому следует. И на всякий случай заготовила для него письмо с разъяснением. История с завещанием привела к тому, что в действиях хирурга Ефимова был усмотрен криминал. Поэтому мой Дмитрий Николаевич и вынужден был задержаться в Москве. А нас сбагрил сюда, надеясь, что на сей раз не позволит мне вляпаться в неприятности. Выручила его та самая предварительная консультация Лопуховой с Листратовым и те данные, что успел выяснить Андрей. Думаю, что и нашим с Аленкой освобождением от ареста мы также обязаны этим обстоятельствам, а не природной доброте местного следователя.

– Неприятности – твоя стихия, береги – не береги, все равно найдешь, – подал слабенький голос Димка.

Оторваться по полной программе ему не дал Андрей. Знал, что это надолго, поэтому и предложил обсудить мою кандидатуру в качестве претендентки на получение пальмы первенства за любознательность немного позднее. Горько сожалея о том, что я за всю жизнь так и не научилась ценить заботу мужа, Димка скинул меня с коленей. Тут Денька сорвалась с поводка, решив, что посиделки закончены. Я тут же плюхнулась назад. Силы у Димки были уже не те, и он смирился с моим возвращением.

– Теперь о том, почему в последнее время Серафиме Игнатьевне не хотелось жить, – важно продолжила я. – Это можно определить одним словом – ненависть. Ненависть тех, ради кого она жила. Долгое время женщина заблуждалась, будучи уверенной, что является благодетельницей и любимицей родных. По логике они не могли не ценить ее заботу, ведь ей постоянно приходилось идти на жертвы. И все ради них. Если верить нашему Маэстро… Сыну Олимпиады Якову, – пояснила я, заметив вопросительный взгляд Андрея, – Серафима была талантливой пианисткой. Но блестящая карьера оборвалась из-за болезни рук. Требовались большие деньги на лечение – свое и матери, которая нуждалась в срочной операции на сердце. Из всей троицы работать могла только обделенная талантом Олимпиада, не упускавшая случая упрекнуть сестру за свое бедственное положение. Ждать помощи от любимого человека – Леонида Серафима не могла. Рядовой инженер получал рядовую зарплату, жил в коммуналке и писал стихи. Выйди она за него замуж, он наверняка бросил бы любимое дело и отправился разгружать вагоны. Через год, а может быть, и раньше, терзаемый неудовлетворенностью, устал бы приносить себя в жертву, и Серафима из объекта поклонения превратилась бы в источник постоянного раздражения. Сколько хороших людей ломались из-за бытовых неурядиц!