Зигзаги судьбы. Из жизни советского военнопленного и советского зэка

Мне казалось, что случившаяся беда пришла ко мне по вине органов Госбезопасности — все акции репрессий были связаны с ними, — и потребовались годы, прежде чем я раскрыл истинных виновников, происходившей в Советском Союзе трагедии.

Представления о руководителях Советского государства складывалось у меня в условиях советской действительности тридцатых годов.

Овеянная немеркнущей славой фигура Ленина выглядела настолько величественной и непогрешимой в своем отношении к людям и по своей социальной значимости, что по сути ничем не уступала божественному образу Христа. Бесчисленные памятники и фотографии, художественные полотна, литературные и музыкальные произведения, миллионные тиражи его собственных сочинений создали в Государстве рабочих и крестьян образ вождя-идола. И десятки лет к величественному мраморному пантеону в глубоком молчании шли на поклон люди…

Было много легенд, и наиболее распространенная выражала чаяния простого народа, оглядывающегося на пройденный уже со Сталиным путь: «Был бы жив Ленин — этого бы не произошло!» Оставшиеся после его смерти «продолжатели» свято и неуклонно поддерживали авторитет вождя, под эгидой которого легче было пробираться к вершинам власти.

Государственные руководители придавали образу самые лучшие черты, оставляя в тени то, что могло повлиять на отношение народа к его памяти. Я не искал в его жизни каких-то особых примет, неблаговидных поступков — многочисленные биографические материалы, с которыми должны были быть знакомы советские люди, представляли возможность знать о нем многое, чтобы убедиться в его гениальности.

Но когда вместо прежнего представления о непричастности к расстрелу царя Николая и его семьи, появилась новая версия, утверждающая обратное, — образ его и величие потеряли былой блеск. Я допускал расправу над монархом — подобные факты уже не раз предлагала мировая история. Но злодейское убийство царевича, дочерей, жены и челяди — акт беспрецедентный по своей жестокости. В этой связи как-то странно прозвучало предостережение, напоминавшее о негативных чертах избранного генсека, хотя они действительно сыграли роковую роль в уничтожении миллионов. Мне очень хотелось верить в ленинское милосердие, когда говорили об эсерке, стрелявшей в него. По этой версии он сохранил ей жизнь, предоставив возможность работать в библиотеке Бутырской тюрьмы. Но позже меня постигло разочарование — Каплан была расстреляна комендантом Кремля, о чем он поведал в своих воспоминаниях.

Что же касается Сталина, его величия и мудрости в делах безопасности Государства, то пришли они к нему из прошлого опыта революционера-профессионала, сумевшего создать такой государственный аппарат, в котором любые попытки изменить существующий строй и порядок были обречены на неудачу. Личный опыт оказал ему неоценимую услугу и незаметная в те времена фигура генсека превратилась в последствии в Великого диктатора, имя которого произносили одновременно с чувством глубокого уважения, трепетного подобострастия и животного страха.

Мои ошибки и заблуждения были в том, что произвол и беззаконие в СССР я относил на счет Госбезопасности и не подозревал главных виновников, их скрывали бурные потоки пропаганды и политической информации, ежеминутно выплескивающиеся в сознание оболваненных граждан. Как-то не укладывались мысли о главной ответственности за уничтожение народа на самый верхний эшелон государственной власти во главе с мудрым и величайшим из вождей — Иосифом Виссарионовичем.

3.

После вторичного приговора мне снова предстоял этап в лагерь. Куда теперь повезут — Бог знает — не узнаешь до тех пор, пока по дороге не увидишь названия населенных пунктов. Да и тогда можно ошибиться. Государство-то большое, и сеть железных дорог раскинулась в разные стороны на тысячи километров.

В январе 47-го нас везли по Ярославской ветке на Вологду по Республике Коми. Поэтому дорога в сторону Горького меня обрадовала — как никак, перспектива снова попасть в Воркуту не сулила ничего хорошего. Уж лучше Урал или Сибирь, чем Заполярье. Правда, гулаговские владения не ограничивались только этими местами; нас могли добросить, к примеру, до Красноярска, а затем по Енисею, на баржах, в Норильск или же на Дальний Восток с последующей переброской в пароходных трюмах до Колымы.

В этот раз «столыпинский» загрузили в основном местными, москвичами; были и транзитники, возвращающиеся после переследствия в лагерь. Преобладание заключенных с 58-й статьей оказалось положительным фактом. Блатных было немного и они, растворившись среди «фашистов», не решались «качать права» и заниматься грабежом.

Утром следующего дня нужно было разделить полученный на дорогу паек на всех заключенных. Я сидел внизу, у самой решетки и, поэтому конвоир поручил эту работу мне. Для начала предложил селедку.