Читаем Зигзаги судьбы. Из жизни советского военнопленного и советского зэка полностью

Уже стемнело, когда мы пришли к Ленц. Нас приятно удивила небольшая елочка, стоявшая посередине круглого стола. Она была без украшений, но с маленькими горящими свечками.

К комнате было темно. Свет от крохотных огоньков отражался на стенах. Замаскированное темной бумагой окно выделялось черным квадратом. Полумрак с горящими свечами создавал обстановку праздничной торжественности.

Хозяйка ожидала нашего прихода; стол был застелен скатертью, и Зигрид пригласила нас поближе к елке.

— С наступающим Рождеством, Glueekliche Weinnachten? Fraulein!

— Спасибо! Я очень рада видеть Вас. Проходите сюда, садитесь.

Ее очаровательная улыбка и непринужденность с первой минуты растворили официальность общения малознакомых людей.

Мы почувствовали себя свободно, и очень скоро разговор от докучных вопросов перешел на тему отъезда.

— Вы едете в хорошее место, там, у брата, есть маленький дом. Его нужно… как это правильно по-русски… сделать новым, — искала она подходящие слова. Она правильно выражала свои мысли, и лишь недостаток опыта в разговоре выдавали в ней иностранку.

— Я думаю, что там будет неплохо, — продолжала она, и в этой фразе прозвучала какая-то продуманная определенность планов и перспектива.

— Вы знаете, я тоже поеду на Reichenau, когда это только будет возможно и для меня.

Зигрид налила чай и продолжала.

— Знаете, я верю, что мы хорошо устроимся. Я была незнакома с Вами, а теперь, вот, могу показать, что друзья Иванова — мои друзья.

В дверь постучали. В проеме показалась полноватая, невысокая фигура Круповича. Она уже рассказала ему о нашем отъезде, и теперь он решил передать Павлу свой привет и уведомление об их возможной встрече. Мы не собирались задерживаться, но ожидали поручений от Ленц.

Зигрид, зная, что Костя поет, попросила его спеть. Он отказался, понимая, что рядом живут немцы: зачем «наводить тень на плетень»?

— Передайте Павлу, — сказал, прощаясь, Крупович, — если меня здесь не задержат чрезвычайные обстоятельства, через месяц я приеду на Reichenau.

Ленц взяла приготовленные для Павла шерстяной шарф и вязаные перчатки и, завернув, передала нам.

— Там колодно, уше зима, так будет льючше.

Мы стали прощаться. Что-то доброе исходило от этой девушки, и хотелось, чтобы сегодняшняя встреча не стала последней.

Назавтра мы получили удостоверения, свидетельствующие о принадлежности к лагерю Восточного министерства, и направления для производства строительных работ на Reichenau. Эти бумаги позволили нам без особых сложностей переехать территорию Германии и получить право на проживание в пограничной зоне. Близость Павла к Зигрид способствовала такому оперативному оформлению документов, а период сумятицы и неразберихи эвакуации сопутствовали ему.

Получая бумаги, я задавал себе вопрос: «А не похож ли наш отъезд на Reichenau на что-то, заранее спланированное администрацией лагеря Вустрау для перехода группы в Швейцарию?» Уж больно просто и быстро разрешились все транспортные и организационные вопросы и оформление документов. Может быть, за нашей спиной какой-то заговор, а мы ничего не знали?

Эта версия однако была опровергнута жизнью.

Следствие тоже пыталось усмотреть в нашем переходе границы какое-то специальное задание немцев, но состыковать все показания участников побега в единое целое не смогло, и предположение это лопнуло.

Рейхенау

1.

Вокзал Anhalterbahnhof, с которого начиналась наша дорога, представлял в ту пору растревоженный муравейник. Граждане Берлина эвакуировались на юг, к границам Австрии и Баварии. На перроне — сутолока, пассажиры с багажом. Я с удивлением наблюдал, как обычно дисциплинированные, но ставшие нетерпеливыми немцы, теперь поддавшись общему ажиотажу, передавали чемоданы в окна вагонов. И подумал: «Как у нас!»

Мы добрались до своего купе. Там уже находились пассажиры — пожилые муж с женой. Выяснилось, что едут они в Штутгарт, к родственникам.

Дорога через Лейпциг, Нюрнберг и Штутгарт. Констанц — конечный и пограничный пункт: оттуда поезда шли обратно.

Купе без спальных полок; две мягкие нижние предназначены для четырех пассажиров. Когда мы решили поесть и предложили угоститься попутчикам, они были смущены: существующие традиции исключают такое гостеприимство, тем более в военное время, когда население пользуется карточками.

От еды они с благодарностью отказались, а мы после легкого ужина устроились поудобнее и решили подремать. Сквозь дрему приходили мысли о грядущей жизни. «Что же такое Reichenau, каковы реалии, сможем ли мы совершить то, что задумали, ради чего совершается этот переезд?» Подремали и заснули… Мерно и мирно постукивали колеса. Уже перестали доходить до сознания разговоры соседей. В купе было тихо и тепло.

Проснулся я от яркого света и снега за окном. Вероятно, мы долго спали и проехали большое расстояние.

Состав поднимался все медленнее, наконец, поезд остановился, послышались свист и шипение паровоза, испускающего пар, и все смолкло. Мы стояли где-то в горах. Было много снега, а он все падал и падал, укрывая поверхность чистым покровом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Человек на обочине войны

Зигзаги судьбы. Из жизни советского военнопленного и советского зэка
Зигзаги судьбы. Из жизни советского военнопленного и советского зэка

Судьба провела Петра Петровича Астахова поистине уникальным и удивительным маршрутом. Уроженец иранского города Энзели, он провел детство и юность в пестром и многонациональном Баку. Попав резервистом в армию, он испытал настоящий шок от зрелища расстрела своими своего — красноармейца-самострельщика. Уже в мае 1942 года под Харьковом он попал в плен и испытал не меньший шок от расстрела немцами евреев и комиссаров и от предшествовавших расстрелу издевательств над ними. В шталаге Первомайск он записался в «специалисты» и попал в лагеря Восточного министерства Германии Цитенгорст и Вустрау под Берлином, что, безусловно, спасло ему жизнь. В начале 1945 из Рейхенау, что на Боденском озере на юге Германии, он бежит в Швейцарию и становится интернированным лицом. После завершения войны — работал переводчиком в советской репатриационной миссии в Швейцарии и Лихтенштейне. В ноябре 1945 года он репатриировался и сам, а в декабре 1945 — был арестован и примерно через год, после прохождения фильтрации, осужден по статье 58.1б к 5 годам исправительно-трудовых лагерей, а потом, в 1948 году, еще раз — к 15 годам. В феврале 1955 года, после смерти Сталина и уменьшения срока, он был досрочно освобожден со спецпоселения. Вернулся в Баку, а после перестройки вынужден был перебраться в Центральную Россию — в Переславль-Залесский.Воспоминания Петра Астахова представляют двоякую ценность. Они содержат массу уникальных фактографических сведений и одновременно выводят на ряд вопросов философско-морального плана. Его мемуаристское кредо — повествовать о себе искренне и честно.

Петр Петрович Астахов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары