Зигзаги судьбы. Жизнь продолжается

– Лена! Лет через двадцать ты сделаешь по-настоящему счастливым какого-то мужчину, когда будешь сидеть голая на кухонном столе и вот так пить молоко, половину разливая на себя. Хотя думаю, что тогда это будет шампанское, – тихо закончил Матвей и строго посмотрел на улыбающуюся во все восемь зубов дочь. – А сейчас не беси папу. Открывай ротик!

– Дочь, не слушай папу, – улыбнулась Лида, провела ладонью по коротко стриженным волосам мужа и поцеловала малышку Леночку в измазанную кашей щёку, – он тебя плохому научит. Тем более когда он начинает говорить о шампанском.

Матвей завёл руку за спину и легонько ущипнул жену за попу, Лидочка взвизгнула и обернулась, возмущённо поглядывая на мужа.

– Помнится мне, что некоторые совсем недавно такое вытворяли после шампанского, – фыркнул в ответ Матвей и поднёс ложку ко рту дочери, – а с виду такая вся из себя скромница и отличница...

Лида неожиданно смутилась и покраснела. Да, тогда они, конечно, оторвались, что и говорить. Малышам Леночке Воскобойниковой и Павлу Шанину исполнился годик, праздник родившихся в один день малышей решили объединить, а после шумного и весёлого застолья бабушки с дедушками забрали малышей на ночь к себе. Судя по довольным физиономиям Шаниных на следующее утро, их ночь тоже прошла не зря. А Лида... В ту ночь она впервые отдавалась Матвею полностью, забыв о каких-то запретах и ограничениях. И только под утро, уставшая и счастливая, призналась мужу, что все эти два года почему-то старалась думать только о муже, о его удовлетворении, не понимая, что принесёт ему гораздо больше удовольствия, освободившись от комплексов и отдавшись ему полностью. И плача в его таких родных и уютных объятиях рассказала, как однажды стала невольным свидетелем разговора мамы и дедушки Александра Михайловича Булавина, который не стесняясь в выражениях отчитывал дочь, называя их с мамой Матвея гулящими девками, думающими только о мужиках и удовлетворении своих сексуальных фантазий. И как постоянно думала об этом, никому ничего не рассказывая, неся в своей душе несуществующую вину за свои желания и мечты. Матвей тогда прижал её крепко-крепко и тихо прошептал:

– Глупенькая ты моя, глупенькая. Никогда не скрывай от меня больше ничего. Иначе я опять напою тебя шампанским и повторю.

– Согласна, – бессильно ответила ему Лидочка, проваливаясь в счастливый сон. – Можно начинать сразу после похмелья.

С той ночи их отношения будто перешли на новый уровень, где не было места сомнениям, стеснению и скрытности. Они стали одним целым...

Леночка доела кашу, громко повизжала, пока папа мыл её румяное личико, затем устроилась на ковре, сосредоточенно пытаясь собрать цветную пирамиду.

– Лидуш, пижаму мою не забудь, пожалуйста. И мама просила позвонить ей вечерком, что-то о подарке деду Кириллу решить надо. Он у нас с тобой совсем взрослый: семьдесят восемь – это, конечно, срок. – Матвей укладывал в рюкзак контейнеры с едой и учебник по хирургии. – Да, и Олег Михайлович Зарубин просил к нему зайти при случае. Он готов, чтобы ты интернатуру в его отделении проходила. Господи, психиатр в семье – какой кошмар! – тихо закончил он и усмехнулся – на стол аккуратно лёг пакет с медицинской формой, и тут же жена отвесила ему звонкий шлепок по ягодицам.

– Разумеется, кошмар! Хирург в семье – это, конечно, намного более выгодный вариант. Зай, я сейчас быстро Леночку соберу, отвезёшь нас по пути к маме?

Матвей кивнул и закрыл молнию на рюкзаке. Два года они вместе, родилась дочь, они закончили пятый курс, через год уходят на интернатуру, а затем начнётся новый этап в их жизни. Когда от знаний, умений, профессиональных навыков и быстроты реакции будет зависеть не просто здоровье, а сама жизнь пациентов. А ведь всё у них получилось, как когда-то мечталось – он и Богдан станут хирургами, Соня – педиатром, а Лидуша – психиатром. Хотя последнее стало для всех откровением. Спокойная, немного замкнутая красавица с необычными цвета океанской воды глазами неожиданно для всех зачастила в отделение к Зарубину, читая, роясь в интернете, даже пытаясь спорить со своим учителем. Она приходила домой и делилась с Матвеем, родными и друзьями своими мыслями по поводу того или иного пациента. Однажды Олег Михайлович поведал ей об интересной теме, по которой один из сотрудников написал кандидатскую диссертацию.

– Дело в том, – с энтузиазмом рассказывала в тот вечер Лидочка, – что пациенты с бредовыми расстройствами по определению не имеют критики к содержанию своего бреда. При этом они вполне адекватно могут воспринимать то, что к этой фабуле прямого отношения не имеет. Суть описанной в диссертации методики заключалась в том, что доктор в доверительной беседе рассказывал пациенту о некоем больном, у которого… а далее шло описание бреда, идентичного по содержанию тому, что имел пациент. Затем доктор просил собеседника высказать свое мнение по этому вопросу. Подавляющее большинство ответов пациентов звучало примерно так: «Ну и дурак же этот ваш Иван Петрович! Такую бредятину несёт! Вот у меня все серьёзно».