Зигзаги времени. Книга вторая

После ареста Адышева его жена Анастасия Захаровна отправила голубя Даниилу Федоровичу в Рязань с сообщением об опале и аресте своего мужа, и этой же ночью бежала из Москвы вместе с дочерью Анной, прихватив только ценности. А утром Малюта Скуратов поехал с отрядом опричников, чтобы арестовать их. Его целью было надавить на Адышева через его родных, чтобы он признался в заговоре против царя. Не застав женщин в доме, изверги от злости изрубили всех слуг и разграбили дом. Поджигать его они не осмелились, так как огонь мог перекинуться на другие дома Москвы. А за это государь мог и казнить.

Мы добрались до Рязани в первых числах октября. Леса стояли уже золотисто-багровые, по утрам иногда ложился иней, но Ока все еще не спеша несла свои воды, и не думая уступать холодам. На пристани меня встретил сам Даниил Федорович Адышев. И сам он, и конь были взмылены, по-видимому, спешили встретить меня.

— Беда, Андрей Иванович! — даже не здороваясь, начал Адышев.

— Что случилось, Даниил Федорович? — спрыгивая на причал, спросил я.

— Государь арестовал брата, обвиняют его в сговоре с Вами супротив царя!

— Да что ты такое говоришь! Пьяный что ли?

Он молча протянул мне записку, что доставил голубь от Анастасии Захаровны: «Алексей в темнице, обвиняют в заговоре против царя! Ищут также князя Федорова и Хворостинина. Покидаю срочно Москву. Анастасия».

— Вот еще записка от друзей, — протянул Даниил Федорович следующую бумажку. — «Царь издал указ об опричнине. Идут аресты и казни. Уезжаем из Москвы в Новгород. Шуйский».

Что такое опричнина, я знал со школы, поэтому понял, что нужно быть готовым к встрече с ними на Рязанской земле. А то, что будет резня, если они ворвутся в Рязань, я не сомневался.

— Слушай, Даниил Федорович! Готовься к осаде, царя батюшку опоили и околдовали схизматики ливонские! Под их влияние попал наш государь, и нам надо выстоять и перебить эту нечисть, а потом мы расколдуем царя нашего, когда уничтожим всех нехристей, окруживших его! — дал я направление его мыслям, и он радостно ухватился за них. Правильно! Царь околдован, если взялся уничтожать свой народ, своих друзей! Теперь он знал, что делать! Его задача, как воеводы, — защищать от врагов свой город и поселения вокруг него.

— Понял все я, Андрей Иванович! Не пустим этих опричников в город! — это был снова уверенный в себе муж.

— Ну, раз понял, я заеду к себе, а потом в Москву! Надо выручать Алексея Федоровича из лап опричников. Главное, чтобы жив был! — сказал я воеводе и зашагал к своему дому, благо до него было недалеко.

Сзади шли сотник и лекарь с девушками, неся мои вещи. Ладьи же пошли на зимнюю стоянку в поместье, где им было выбрано и подготовлено место в устье реки Доча, чуть ниже плотины. Для этого летом сотни рабочих старательно углубили и расширили русло, сделали причалы. Так что моя флотилия была скрыта от лишних глаз и защищена пушками и пулеметами с крепостных стен. Да и было где разместить команды с ладей, и накормить их.

Я же, войдя во двор своего дома, тут же приказал седлать коня и собрать припасы в дорогу. Подбежала Лада поздороваться и доложить о всех делах, косясь на татарских девок. Увидев ее нахмурившийся лобик, поручил определить их на работы по дому или уходу за лошадьми, на ее усмотрение. Взгляд ее прояснился, все же, видно, ревнует, но боится признаться себе в этом.

Поднявшись к себе в комнату, переоделся в чистое белье, одев под рубашку бронежилет с титановыми пластинами. Хрен его знает, как меня встретит Москва с рехнувшимся царем. За пояс сунул браунинг, к нему добавил наган с глушителем. В ранец положил четыре гранаты Ф-1 и запас патронов. В рукава кожуха воткнул по четыре острых спицы. Они не мешают драться, защищают от рубящего удара по кисти, а в ближнем бою не хуже стилета вонзаются в тело врага. На перевязь повесил свою любимую саблю, сунул нож за голенище и, посидев с минуту на дорожку, спустился во двор. Мой конь уже пританцовывал возле Ермолая, который держал его под уздцы, косясь на него и всхрапывая.

— Ну, пока, Ермолай! Следи за порядком, пока меня нет! — произнес я, вскакивая на коня и прощаясь со слугой.

Выехав за крепостную стену и отъехав подальше, я перенесся в Москву, чтобы попытаться отбить Адышева, который стал жертвой оговора. Высадился я на том же месте, возле поворота. Благо, рядом не было зрителей, только вдали пылил купеческий обоз. Помня, что сказано в голубиной записке о моем розыске, попробовал использовать браслет. Повернув его на кисти руки, я попросил стать невидимым вместе с конем. Прошло мгновение, но я видел себя и коня. Прижав кольцо ко лбу, спросил об этот «Хранителя». «Тебя не видит никто! Ты же видишь всех!» — был ответ.