Зияющие высоты

Ко всему приглядываясь и прислушиваясь, неслышно и незримо скользили стукачи. Одного из них Болтун узнал, и они кивнули друг другу. Техника техникой, подумал Болтун, а рядовой стукач остается основой основ. Личное присутствие не компенсируешь никакими сверхсовершенными приборами. А в этом бардаке что-нибудь подслушать и подглядеть вообще немыслимое дело. Только зачем тут стукачи? Попросили бы, и Мазила сам ответил бы на все интересующие их вопросы самым искренним образом. У него же нет абсолютно никаких секретов.

Задумчиво бродили старые знакомые — Мыслитель, Неврастеник, Сотрудник, Социолог. На замызганной тахте с грязными ногами раскинулся Брат. На краешке тахты приютился Посетитель. В растерянности застыли новички — Крыс, Вша, Вошь, Тля, Мышь. Болтун видел их здесь впервые. Но не удивился. За эти годы в Ибанске и в мире вообще произошли такие перемены, что было бы более удивительно, если бы они не появились здесь. Они вылезли на сцену серой и нудной ибанской истории, отчасти отпихнув старых знакомых, отчасти приручив их для своих целей, отчасти включившись в их среду. И всю эту мразь потянуло к искусству. И разумеется — к неофициальному. К почти гонимому. В особенности к такому гонимому, общение с которым не наказуемо и не может помешать карьере. А мастерская Мазилы — передний край мирового искусства. Но передний край совершенно безопасный для посетителей. За общение с ним еще никого не посадили, не понизили в должности и даже не застопорили дальнейшее продвижение. Недаром же у Помощника в квартире висят гравюры Мазилы. Ходит слух, что даже будто бы у Самого в кабинете кое-что висит такое… Одним словом, в мастерской — как на приличном книжном или киношном фронте: и пули свистят, и никого не убивают. Здесь бывают и убиваемые, но их убивают не здесь и не за это.

Когда все это кончится, орал Брат, размахивая бутылкой и стараясь привлечь к себе внимание собравшихся. Мы что — крепостные что ли?! Рабы?! Во всех цивилизованных странах поездки деятелей культуры за границу суть элементарные нормы жизни. А у нас до сих пор это привилегия начальства, их блядей и стукачей…. твою мать! Кто-то пил стаканами растворимый кофе, купленный в наборе с нагрузкой в виде тухлых несъедобных яблок и не имеющего спроса одеревеневшего печенья. Стаканы ставили на книги и рисунки, и по ним растекались светло-коричневые лужицы. Кто-то пил коньяк. Тоже стаканами, закусывая вареной колбасой с зеленоватыми оттенками и пирожными и разбрасывая вокруг сладкие крошки. Кто-то сосал недозревший импортный виноград, выплевывая косточки на пол и на свежеотпечатанные гравюры. Все курили, обсыпая себя и соседей пеплом, туша сигареты о распятия и бросая окурки в разорванный живот Пророка, Мыслитель выколачивал трубку о голову Орфея. Нет, подумал Болтун, это все-таки Париж. Правда, после присоединения к Ибанску.

Группа иностранцев пробиралась к выходу, уверяя друг друга и окружающих в том, что они были потрясены виденным. Все они держали в руках маленькие рулончики — подаренные Мазилой гравюры. Какое безобразие, сказал Сотрудник Мыслителю. Все они — состоятельные люди. Купить могли. А они унесли минимум на тысячу долларов. И даже глазом не моргнули. Другая группа иностранцев разглядывала огромного деревянного болвана, начатого много лет назад одним рехнувшимся помощником Мазилы и не выброшенного из мастерской на дрова по причинам, не известным даже стукачам и Отделу Культуры. Иностранцы фотографировал болвана, качали от восторга головами и уверяли друг друга и окружающих в том, что они тоже потрясены. Все вроде бы то же самое, подумал Болтун, но все уже другое. Зачем я здесь? А где же тебе еще быть? Твое тело вернулось, и ты — дух — должен вернуться в свое тело. Только тело, судя по всему, не торопится вернуть свой дух обратно.

Мазила, одетый во все иностранное, сильно похудевший, но не помолодевший, лепил какой-то гигантский бюст. Привет, старик, кивнул он Болтуну, не прерывая работы и продолжая что-то рассказывать о Париже девицам, глядевшим ему в рот. Привет, сказал Мыслитель Болтуну. Уже выпустили? Дешево отделался. Учитель еще сидит? Мы так и не поняли, за что вас. Такая глупая и смешная липа. Это Бульдозер раздул, чтобы на этом карьеру сделать. Но он погорел. Не слыхал? Анекдот!…