Зима 1238

От неожиданности я дернулся в сторону, после чего резко встряхнул «те хо пао», чтобы взрывоопасный наполнитель активнее посыпался вниз, и пошатнулся, едва устояв на ногах: вторая стрела ударила в спину, застряв в перекинутом через плечо щите… После чего я медленно двинулся обратно к шатру, стараясь, чтобы за мной оставалась ровная пороховая дорожка…

Трое степняков из охраны склада уже побежали к нам, и Кречет, ругнувшись, двинулся наперерез ворогам, оголив саблю и выставив вперед щит… Еще одна стрела зацепила мне бедро – острая боль пронзила ногу, но волевым усилием я заставил себя идти вперед, закусив нижнюю губу. Еще пару шагов…

Слева вскоре раздаются свист клинков и первый тяжелый удар сабли о дерево: двое поганых навалились на дядьку, в то время как третий ринулся ко мне. Но я уже уложил снаряд на землю в самом основании пирамиды точно таких же бомб и вынырнул из шатра, перехватив щит в левую руку и вытащив из-за пояса узколезвийный чекан.

Монгол целеустремленно бежит прямо на меня, и сейчас нас разделяет всего несколько шагов. Противник обнажил чжурчженьский палаш, умело прикрывается щитом и закован в отличную ламинарную броню – воин далеко не прост! Но, практически завершив задуманное, я уже поймал кураж!

Не особо и целясь, с шагом вперед я коротко и резко, практически без замаха метнул топор в голову врага, и пусть тот успел заученно поднять щит, закрывшись им от чекана, но я уже резко рванул вперед, ударом щит в щит впечатываясь в тургауда! И тут же с силой ударил по его выставленной вперед ноге левой стопой, буквально высекая ее изнутри… Потерявший равно-весне противник падает на спину, а рухнувший сверху клинок пробороздил его лицо наискось!

– Кречет, назад!

Дядька слышит меня, но не может отступить ни на шаг, с трудом отбиваясь от двух наседающих на него монголов. И что хуже того, к нему спешат еще четверо поганых…

– Егор, давай! Быстрее!!!

Отчаянный крик Кречета подстегнул меня, замершего в нерешительности: или бежать на помощь русичу, или исполнить то, ради чего все мы заранее решились принести себя в жертву… Внутренне холодея от выбора, что мне придется сейчас сделать, от ощущения стремительно подступающей беды, я шагнул назад, к пороховой дорожке, вновь перекинув щит за спину и бросив саблю в ножны. Секунду спустя в моих руках оказываются крепко стиснутые кремень и кресало…

– Зараза…

Взгляд некстати застилает мутная пелена, но, усилием воли подавив вспышку слезливой жалости, я склоняюсь над пороховой дорожкой и принимаюсь яростно высекать искру. Раз, другой, третий… Четвертый… Два удара ничего не дают, еще две искры падают на порох, не воспламенив ее.

– Егор!

Отчаянный вскрик обрывается каким-то булькающим звуком. Обернувшись, я успеваю увидеть, как ко мне бегут четверо тургаудов, а Кречет, изловчившийся сразить одного из гвардейцев в неравной схватке один против двух, валится на утоптанный снег с рассеченным горлом… В ярости и отчаянии я вновь бью кремнем о кресало – и огниво наконец-то высекает искру, с шипением запалившую пороховую дорожку!

– Это вам за мужиков, уроды!

Резко прыгнув на стенку, я успеваю взобраться на ее гребень буквально за секунду до того, как тургауды поравнялись со мной. Хорошо хоть монгольские лучники прекратили стрельбу, боясь попасть в темноте по своим! И вдвойне хорошо, что пороховая дорожка прогорела уже практически до самого полога шатра… На мгновение замерев на насыпи, я устремил свой взор к месту короткой схватки, случившейся на нашем пути, и сердце мое болезненно сжалось…

В кольце не менее чем из десятка поганых вихрем кружит единственный боец с зажатыми в обеих руках чуть искривленными клинками. Кружит над телом соратника, пробитого стрелой; кружит, каким-то чудом отбивая сыплющиеся на него со всех сторон вражеские удары и нанося собственные! Кружит, выводя смертельный узор саблями в последней песне клинков, оправдывая свое звучное прозвище… Коловрат и в этой реальности совершил свой подвиг – уже совершил. Пожертвовав собой ради общего дела, так и не бросив павшего соратника… Со мстительной радостью я успел разглядеть на снегу тела еще как минимум пятерых татар помимо раненого или уже мертвого Ждана, прежде чем скатился в ровик с ледяной горки.

А в следующую секунду я оглох, в то время как земля поднялась на дыбы, подбросив мое тело вверх… Затем я почувствовал очень сильный удар по спине, от которого буквально выбило дух, а после пришла тьма…

Не знаю, сколько времени прошло перед тем, как я очнулся. Белая пелена закрыла глаза, а грудь и живот сильно сдавило, так, что больно дышать. Попробовал пошевелиться – не вышло. Дернулся – раз, другой, третий… И сковавшие меня тиски подались, освобождая побитое, ноющее от острой боли сразу в нескольких местах тело.

Но мне еще пришлось долго повозиться, прежде чем удалось выбраться наружу. Зато когда выбрался и высунул голову из канавы, доверху забитой колотым, почерневшим от гари льдом, я просто обомлел, не находя слов для увиденного!