Зима Джульетты

И пошла обратно по коридору на цыпочках, заглянула в гостиную. Любочка продолжала выпевать пушкинские строки, Вероника Антоновна слушала ее внимательно. Потом вдруг перебила:

– Любочка, ребенку необходимо разнообразие! Вы романсы, к примеру, петь умеете?

– Романсы? – тихо удивилась Любочка. – Нет, романсы я не пою…

– А жаль… Помню, я в ваши годы весьма недурно исполняла романсы. Мой муж, Иннокентий Ковальчик, очень гордился моим голосом!

– А хотите, я Шекспира почитаю? Для разнообразия?

– Что ж, давайте Шекспира. Жаль, что мой голос иссяк в старости, я бы ребенку спела сейчас…

Гоша тихо подошел, встал с Юлей рядом, наклонился к уху, прошептал, указывая глазами на Веронику Антоновну:

– Еще одна ненормальная… Только романсов Егорке не хватало, ага? Пусть уж лучше Пушкин будет!

– Шекспир…

– Что – Шекспир?

– Люба собирается читать Шекспира.

– Да какая разница…

– Гош! Ты угомонишься сегодня или нет? – тихо заговорила она, так, чтобы не услышали из гостиной Вероника Андреевна с Любочкой. – Чего ты хочешь, не гневи бога! Ты счастлив, я счастлива… Запомни – семейного счастья без обременения не бывает! Может, в этом и состоит его смысл… Думаешь – обременение, а на самом деле – чистой воды счастье. Ты лучше послушай Шекспира, послушай… Может, и сам поймешь…

Любочка, укачивая в руках ребенка, выпевала нежно и трогательно:

Конечно, я так сильно влюблена,
Что глупою должна тебе казаться,
Но я честнее многих недотрог,
Которые разыгрывают скромниц…[1]

– Что это, мам?

– Это монолог Джульетты, Гош. Джульетты, которая живет в каждой женщине. И во мне, и в твоей Варе, и в Любочке, и даже в Веронике Антоновне. Ты помни об этом всегда, сын…