Зима, которой не было (СИ)

Моя соседка по парте, более чем странная девушка с волосами, нелепо выкрашенными в красно-бурый цвет, многозначно откашлялась. Видимо, она ненавидела постороннюю болтовню, так как с ней никто никогда не разговаривал. Рядом с ней стоял стаканчик кофе из Макдональдса, отчего я даже на капельку позавидовала. Старательно она прятала его за широкими спинами одноклассников впереди.

— Новая тема, записываем… — вновь завопила Гордова. Я пропыхтела от недовольства и приготовилась заполнять тетрадь бесполезными строчками. Но внезапно по своей неуклюжести я выронила ручку, отчего та покатилась вперед, почти под ноги амбалов на передней парте. Мне почему-то их беспокоить не шибко хотелось, и я нырнула под стол в попытках дотянуться самостоятельно. Верите или нет, но у меня это почти получилось. Если бы я не качнула стол, а стакан со злополучным кофе не съехал на пол.

Сперва был легкий удар, потом подобие всплеска. Весь класс обернулся и наблюдал, как серо-коричневая жижа через проход ползет к доске. Буквально все замерли и с неким испугом взглянули на Гордову. Учительница зависла на несколько секунд: глаза ее словно кровью набухали, а сама она созревала для мощного мега-крика.

— Кто это сделал?! Встать! — безумно завопила она, отчего я поежилась. — Прудникова, ты!

Моя соседка испуганно осела и съежилась. Лицо ее стало белым, как пломбир, а губы будто посинели.

— Светлана Павловна, это моя вина, — я поднялась так резко, что успела удивить разом двадцать пять человек присутствующих.

— Лаврентьева! — опять тот же ор. Мне уже казалось, что ей все равно, на кого кричать. — После уроков будешь мыть здесь полы!

Одноклассники сочувственно начали вздыхать, а стоило мне сесть, как Рита траурно заметила:

— Ты попала…

Мне нужно было вернуться в тот самый класс, когда закончился шестой урок. Нехотя после звонка я оторвала седалище от стула и, забросив учебники в рюкзак, отправилась прислуживать Гордовой. Толкнув злополучную дверь и ввалившись в помещение, вместо ненавистной учительницы я увидела того, кого не хотела, — другого ученика. Белокурый парень со стрижкой средней длины старательно орудовал веником. Тихонько он насвистывал незамысловатую мелодию, в уши воткнув наушники. Я как можно тише закрыла за собой дверь, взяла второй веник и начала без старания мести грязь с ближнего ряда. Мне хотелось чувствовать, что я здесь одна, поэтому я распустила волосы и максимально накрыла ими лицо, чтобы тот самый незнакомец лишний раз не пялился. Свое монотонное занятие я продолжала уже минуту: даже впала в некий транс, задумавшись о своем. Но из транса этого меня вывела ладонь, которая самым наглейшим образом убрала прядь волос с моего лица. Я даже едва не задохнулась от такой наглости — губы парня растянулись в искренней улыбке и тут же он практически крикнул:

— Ева! Лаврентьева!

— Женя? — переспросила я, глазами впившись в лицо старого знакомого.

— Я самый, — мальчишка ударил себя кулаком в грудь, а потом так сильно скрепил объятия, что я едва не поперхнулась.

— О, неожиданно, — отстранила друга детства, не зная, что и сказать. — Не ожидала.

Я подняла глаза к его лицу и увидела того же Женьку Скворцова, которого знала до десяти лет. Те же белокурые волосы, правильные черты лица, зелено-желтые глаза, сияющие энтузиазмом, искрометная улыбка и правильная осанка. Я узнала даже тот самый шрам на верхней губе — в детстве Жене случайно попали по лицу обломком кирпича во время игры в войнушку. Я всегда была «капитанкой», а он — генералом.

— Странно, что мы учимся в одной школе, а только встретились, — заговорил он.

— Да, согласна, — как-то смущенно пробормотала я, запуская ладонь в медные волосы. — Но я здесь всего две недели учусь. Может, поэтому.

— Все равно странно, — пожал плечами парень.

Конечно, я всегда хожу с опущенной головой, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Если честно, мне было не по себе. В детстве с Женей мы были очень дружны до тех пор, пока отец не решил, что нам пора перебраться поближе к центру. У меня не было интернета, а по телефону почему-то созваниваться мы не стали: казалось, что это довольно постыдно — будто влюбленные. Я знала, какой помнил меня друг — отчаянной, огненной и безудержной. Такой я была. Была. То, что предстало его взгляду сейчас, не соответствовало образу шестилетней давности. Я знала, что превратилась в унылый ком безнадеги и депрессии, пропахший табаком и печалью. Мне было необычайно стыдно за себя. Я даже жалела, что мы встретились.

— Как же все-таки круто, — как заклинание повторял парень. — Очень круто. Общаешься с кем-нибудь из того двора?

— Нет, — покачала головой я, вновь хватаясь за веник. — Давай закончим поскорее.

— Так это ты сегодня тут кофе пролила?

— Он был не моим. И я случайно.

— О, знала бы, как сегодня Гордова о тебе отзывалась, — парень расхохотался. Он разговаривал со мной так, будто между нами не было той пропасти из нескольких лет разлуки. Хотя он всегда был таким, сколько я знала его. И не могу солгать, что мне это не нравилось.