Зима мести и печали

– Попробую, – говорю я, проникнувшись его горем. – Но учти. Трупов не будет. Маленькая мещанская драма.

– Дай! – снова просит он, как ребенок, помаргивая беловатыми ресницами.

Между столиками, мяуча, бродит тощая рыжая киска. Кидаю ей кусочек сосиски, она хавает и одаривает меня признательным взглядом. Начинаю рассказ:

– В конце прошлого года звякнул мне директор нашего драмтеатра – я когда-то следил за его шалунишкой благоверной. Теперь у него другая жена, уже не артистка, а бухгалтер из того же театра. Но суть не в этом. Позвонил он и попросил провести небольшое расследование. У одной молодой актрисы пропали серьги с бриллиантами, которые ей между поцелуями подарил некий спонсор. В милицию сообщать не стали – украл, скорее всего, свой, не хотелось выносить сор из избы. Но отыскать воришку следовало.

Ладно, в свободное от работы время заявился я в храм искусства, стал разбираться. И что выяснил.

Во-первых, кража произошла во время спектакля с участием этой самой актрисы. Во-вторых, не надела сережки потому, что играла бедную девушку, которой брюлики не по карману, а прическа у нее – трогательный хвостик, и ушки на виду. В-третьих, оставила драгоценности в гримерке и заперла дверь (значит, кто-то сумел подобрать ключ).

В общих чертах уразумел сюжет спектакля. Мать и сын. Сильно любят друг дружку, особенно мамаша, та в сыночке души не чает. И тут появляется девушка – с ней сыночек ненароком знакомится на улице и втрескивается по самую маковку. И начинаются психологические выверты. Мамаша и сынок – люди состоятельные, столичные, а девчушка прикатила из провинции и у нее за душой ни полушки. Вот маман и подозревает, что эта малышка – хищница, желающая заиметь обеспеченного мужа и московскую жилплощадь. Кроме того, в мамочке играют фрейдистские комплексы, и она просто ревнует свое чадо к другой женщине. В общем, интрига круто замешана на деньгах и сексуальных инстинктах. Девочку, как понимаешь, играла потерпевшая. А две другие роли – актеры, которые и в жизни были матерью и сыном.

Дальше совсем интересно. Да, у актрисули был спонсор, который купил ей квартирку, авто и дарил шмотки и цацки, но он лишь служил источником материальных благ. А с артистом-сыночком у нее были серьезные лямуры, пламенная страсть. Ну и мать, настоящая, а не по пьесе, от перспективы заиметь такую невестку едва не лишилась рассудка. Еще бы! Ведь она считала артистку продажной девкой, которая жаждет охмурить ее невинное дитятко. А теперь представь, что испытывали эти люди, когда на сцене чуть не слово в слово повторяли то, что говорили в жизни!

Сходил я на спектакль. Понравилось. И понятно почему. Играла троица с огоньком – шло-то у них от сердца, особенно у мамочки. Кроме того, все трое талантливы до невозможности. А внешность!.. Мамочка – не иначе как потомок дворянского рода, хотя родилась в семье чернорабочего и вагоновожатой. И сынок в нее, юный князь с копной пшеничных волос. А пассия его вообще принцесса крови: лицо худое, бледное, провалы вместо щек, породистый носик. Когда же довелось с ними пообщаться, то убедился: правду говорят, что актеры – дети. Хитрые, может, даже подловатые иногда, но дети. И такими они очень мне приглянулись.

Но кто же украл? Девочке инсценировать кражу не было смысла: зачем? Чтобы подстроить козу мамаше? Так подозрения падали на многих. Но если б и заподозрили маманю, что девочка с этого имела? Нуль. Ну а в том, чтобы подумали на пацана, она и вовсе не была заинтересована. Мамаше и ее сынку тоже незачем было красть, разве что кто-то из них страдал клептоманией.

Двинулся с другого конца. Что мы в результате похищения имеем? А вот что. Три лицедея накалились до того, что на сцене уже горели, как ведьмы на костре инквизиции. Играли на грани истерики. Зрители в восторге. Спектакль собираются везти на фестиваль то ли к немцам, то ли к французам. Как, по-твоему, кто был кровно заинтересован в таком повороте событий?

– Режиссер… Э, постой-ка, так это он?..

– Он, родимый. Я тихонечко с ним побеседовал, обещал никому не сообщать, он и поведал как на духу. Зная все нюансы театрального закулисья, он пьесу специально подобрал для вышеперечисленной троицы – чувствовал, что выложатся они на полную катушку. Но этого ему показалось мало, решил еще сильнее пружину сжать – и уволок сережки. Нестандартный режиссерский ход, сильно попахивающий уголовщиной.

– Славы мужику захотелось, – подводит итог писатель. – Слава – штука страшная, по себе знаю. Тут не то что украсть – человека пришить можно. И не одного.

Я пожимаю плечами…

Ночью никак не могу уснуть. Гаврош мерно дышит во сне. Выбираюсь из-под одеяла, шлепаю на кухню, достаю из холодильника бутылку пива и принимаюсь, прихлебывая, разгадывать зашифрованное послание отчима Марго. Первое число – это, скорее всего, год. Но что означают остальные? И почему некоторые из них в скобках? Загадка.

Мысли плывут в моем сером веществе вроде неясных облаков. Кажется, вот сейчас ухвачу облачко – и разгадаю секрет проклятой цифири. Ан нет, не даются, ускользают…