Зима мира

– Это совершенно исключено, – сурово сказал Фиц. – Король – глава англиканской церкви. Он категорически не может жениться на разведенной.

Когда дамы разошлись, оставляя мужчин за портвейном и сигарами, девушки бросились переодеваться. Дейзи решила подчеркнуть свою исключительную женственность и выбрала бальное платье из розового шелка с узором из крошечных цветочков и в тон ему – жакет с короткими, пышными рукавами.

Ева надела совершенно простое платье черного шелка, без рукавов. За последний год она похудела, изменила прическу и научилась – под руководством Дейзи – одеваться в строгом, не перегруженном деталями стиле, что очень ей шло. Ева стала уже почти членом семьи, и Ольга находила удовольствие в том, чтобы покупать ей одежду. Дейзи относилась к ней как к сестре, которой у нее никогда не было.

Еще не стемнело, когда все они расселись по машинам и экипажам и поехали в центр города, до которого было пять миль.

Дейзи думала, что никогда не видела такого удивительного места, как Кембридж – с его змеящимися улочками и элегантными зданиями колледжей. У Тринити они вышли из машин, и Дейзи засмотрелась на статую основателя колледжа – короля Генриха VIII. Когда они прошли через кирпичные ворота шестнадцатого века, Дейзи восхищенно ахнула. Ее глазам открылся чудесный вид: большой четырехугольный двор, через подстриженные лужайки идут выложенные камнем дорожки, а в центре – затейливое архитектурное украшение – фонтан. Со всех четырех сторон двор был окружен древними зданиями из золотистого камня, на фоне которых молодые люди во фраках танцевали с девушками в великолепных платьях, и десятки официантов в вечерних костюмах разносили подносы, полные бокалов с шампанским. Дейзи от радости захлопала в ладоши: именно такие вечера она больше всего любила.

Она танцевала с Малышом, потом с Джимми Мюрреем, потом с Бингом, который держал ее слишком близко и позволял себе правой рукой спускаться от талии к выпуклостям бедер. Она решила не возмущаться. Английский оркестр исполнял бледное подобие американского джаза – но играли они быстро и громко и знали все модные новинки.

Опустилась ночь, и двор осветили яркие фонари. Дейзи решила передохнуть и посмотреть, как там Ева – она была не столь уверена в себе и порой нуждалась в том, чтобы ее представили. Но можно было не волноваться: Дейзи застала Еву за разговором с ослепительно красивым студентом в слишком большом для него костюме. Ева представила его как Ллойда Уильямса.

– Мы говорили о фашизме в Германии, – сказал Ллойд, словно Дейзи могла пожелать вступить в беседу.

– Какая невероятно скучная тема! – сказала Дейзи.

Ллойд словно не услышал ее слов.

– Я был в Берлине три года назад, когда Гитлер пришел к власти. Тогда я не встречался с Евой, но, оказывается, у нас есть общие знакомые.

Подошел Джимми Мюррей и пригласил Еву на танец. Ллойд был явно огорчен ее уходом, но о вежливости не забыл и, следуя правилам хорошего тона, пригласил на танец Дейзи. Они направились в сторону оркестра.

– Какая интересная личность – ваша подруга! – сказал он.

– Ах, мистер Уильямс, именно это и мечтает услышать любая девушка от молодого человека, пригласившего ее на танец, – ответила Дейзи. Едва у нее вырвались эти слова, как она пожалела, что они прозвучали так язвительно.

Но ему ее ответ показался забавным.

– Честное слово, вы абсолютно правы, – сказал он, улыбаясь. – Ваш упрек справедлив. Я должен стараться вести себя более галантно.

Оттого что он мог посмеяться над самим собой – а это означало уверенность в себе, – ее отношение к нему немедленно улучшилось.

– Вы, как и Ева, гостите в Чимбли? – спросил он.

– Да.

– Тогда, должно быть, вы та самая американка, что дала Руби Картер денег на врача.

– Господи, а вам-то откуда это известно?

– Она моя приятельница.

Дейзи удивилась.

– И многие студенты дружат с прислугой?

– Боже мой, какой снобизм! Моя мама – член парламента, а когда-то она тоже была служанкой.

Дейзи почувствовала, что краснеет. Снобизм она ненавидела и частенько обвиняла в нем других, особенно в Буффало. И она считала, что уж ее-то никак нельзя упрекнуть в подобном недостойном отношении к людям.

– Пожалуй, я неудачно начала знакомство с вами, да? – сказала она. Танец подошел к концу.

– В общем-то нет, – сказал он. – Вы считаете разговоры о фашизме скучными – но приглашаете в свой дом беженку из Германии и даже берете с собой путешествовать по Англии. Вы думаете, что горничная не вправе дружить со студентом – но оплачиваете Руби дантиста. Я думаю, вы самая загадочная девушка из всех увиденных мной здесь.

– Я полагаю, это комплимент.

– К нам идет ваш приятель-фашист, Малыш Фицгерберт. Хотите, чтобы я его спровадил?

Дейзи почувствовала, что возможность затеять ссору с Малышом доставила бы Ллойду огромное удовольствие.

– Конечно, нет! – сказала она и, улыбаясь, повернулась к Малышу. Тот коротко кивнул Ллойду.

– Привет, Уильямс.

– Добрый вечер, – ответил Ллойд. – Мне было очень неприятно, когда ваши фашисты устроили шествие на Хиллз-роуд в прошлую субботу.

– А, да, – сказал Малыш. – Ребята заводные, трудно остановиться…