Зима мира

Он начал просматривать папки с документами разной тематики в пыльном шкафу в дальнем углу комнаты.

Там имя фон Ульриха тоже не появилось, но одной папки не хватало.

Судя по списку, прикрепленному ко внутренней стороне дверцы шкафа, должна быть еще папка, 117 страниц, озаглавленная «Порочные заведения» – по-видимому, обзор ночных клубов Берлина. Маке мог предположить, почему ее здесь нет. Должно быть, ею недавно пользовались: с тех пор как Гитлер стал канцлером, закрывали все больше злачных мест.

Маке снова поднялся к начальнику. Крингеляйн инструктировал полицейских в форме, которые должны были отправиться в рейд по адресам коммунистов и их приспешников из новых списков, составленных Маке.

Маке перебил начальника безо всякого стеснения. Крингеляйн не был нацистом, а значит, побоится делать замечание штурмовику.

– Я ищу папку «Порочные заведения», – сказал Маке.

Крингеляйн сделал недовольное лицо, но возражать не стал.

– Там, на журнальном столике, – сказал он. – Возьмите, пожалуйста.

Маке взял папку и вернулся в свой кабинет. Обзор был пятилетней давности. В нем перечислялись существовавшие тогда клубы и подробно указывалось, какого именно рода деятельностью они занимались: азартные игры, стриптиз, проституция, торговля наркотиками, гомосексуализм и другие порочные деяния. В обзоре давались имена владельцев и инвесторов, членов клубов и персонала. Маке терпеливо просматривал каждую запись: может быть, Роберт фон Ульрих принимал наркотики или пользовался услугами проституток.

Берлин был известен своими клубами гомосексуалистов. Маке с трудом читал мерзкий отчет о «Розовом тапочке», где мужчины танцевали с мужчинами, а в шоу пели трансвеститы. Порой, думал он, его работа бывает просто отвратительна.

Ведя пальцем вниз по списку членов, он нашел Роберта фон Ульриха.

Он удовлетворенно вздохнул.

Просматривая список дальше, он увидел имя Йорга Шляйхера.

– Так-так, – сказал он. – Посмотрим, как вы теперь посмеетесь.

IV

Когда Ллойд снова встретился с фон Ульрихами, они были в состоянии еще большего гнева и страха.

Это было в следующую субботу, 4 марта, накануне выборов. Этель с Ллойдом пришли к фон Ульрихам домой, в Митте, на ланч, и потом собирались отправиться вместе с ними на организованное Вальтером собрание Социал-демократической партии.

Фон Ульрихи жили в доме девятнадцатого века, с просторными комнатами и большими окнами, – правда, с потертой, видавшей виды мебелью.

Еда была простая: свиные отбивные с картошкой и капустой, но вино к ним было подано хорошее. Вальтер и Мод считали себя бедняками, и, без сомнения, жили они намного проще, чем их родители, но все равно – голодными они не ходили.

Но им было страшно.

После поджога рейхстага Гитлер заставил стареющего президента Германии Пауля фон Гинденбурга одобрить декрет, давший нацистам право на действия, которые они уже вели против своих политических противников, подвергая их избиениям и пыткам.

– С ночи понедельника арестовали двадцать тысяч! – с дрожью в голосе сказал Вальтер. – Арестовывают не только коммунистов, но и тех, кого нацисты называют «сочувствующими».

– Что означает – всех, кто им не угоден, – вставила Мод.

– Но как же можно проводить сейчас демократические выборы? – сказала Этель.

– Мы должны сделать все, что в наших силах, – сказал Вальтер. – Если мы не примем участия, то это лишь поможет нацистам.

Ллойд с досадой воскликнул:

– Когда же вы перестанете это терпеть и начнете сопротивляться! Неужели вы до сих пор считаете, что нельзя отвечать насилием на насилие?

– Именно так, – ответила Мод. – Наша единственная надежда – в мирном сопротивлении.

– У Социал-демократической партии в рейхстаге есть военизированное крыло, «Рейхсбаннер», – сказал Вальтер, – но оно слабое. Маленькая группа социал-демократов выдвинула предложение дать нацистам суровый отпор, но оказалась в меньшинстве.

– Не забывайте, Ллойд, на стороне нацистов – полиция и армия, – сказала Мод.

Вальтер посмотрел на карманные часы.

– Нам пора.

Мод вдруг сказала:

– Вальтер, а может быть, отменить?

– Продано семьсот билетов! – сказал он, удивленно глядя на нее.

– Да наплевать на билеты! – воскликнула Мод. – Я боюсь за тебя!

– Не бойся. Билеты продавали избирательно, только своим, никаких хулиганов в зале быть не должно.

Ллойд подумал, что Вальтер в этом не так уверен, как делает вид.

– К тому же, – продолжал Вальтер, – я не могу обмануть ожидания людей, которые до сих пор хотят посещать политические митинги демократов. На них – наша последняя надежда.

– Ты прав, – сказала Мод. Она посмотрела на Этель. – Но, может быть, вам с Ллойдом лучше не ходить? Что бы ни говорил Вальтер, а это опасно. И, в конце концов, это не ваша страна.

– Социализм интернационален, – твердо сказала Этель. – Я, как и твой муж, ценю твою заботу, но я сюда приехала, чтобы быть свидетелем событий, происходящих в политике Германии, и это событие я не пропущу.

– Однако детям идти нельзя, – заявила Мод.

– А я и не хочу, – сказал ее сын Эрик.

Карла, по-видимому, расстроилась, но ничего не сказала.