Несколько человек бросилось наливать ему водку. Григорий настоял, чтобы Сталин сел на его место в центре стола. Возобновился шум разговоров, но уже приглушенный: всех приводило с трепет его присутствие, и надо было быть осторожными, следить за каждым словом и движением. Этому человеку достаточно было пальцем шевельнуть, чтобы кого-нибудь не стало, – и он делал это достаточно часто.
Принесли еще водки, ансамбль начал играть русские народные мелодии, и люди постепенно расслабились. Володя, Зоя, Григорий и Катерина вчетвером станцевали кадриль – это был веселый танец, всегда вызывающий смех у зрителей. После танцевали другие пары, потом парни начали плясать «Барыню», там надо было пускаться вприсядку – приседая и выбрасывая вперед ноги (многие при этом попадали). Володя продолжал уголком глаза следить за Сталиным, как и все в зале, а тот, казалось, был вполне доволен, постукивая рюмкой по столу в такт балалайкам.
Зоя и Катерина танцевали с Зоиным начальником Василием, старшим в группе физиков, работающих над созданием бомбы. Володя не участвовал. Вдруг атмосфера изменилась.
Вошел служащий, прошел по краю зала и подошел прямо к Сталину. Без церемоний он нагнулся к вождю и прошептал ему что-то на ухо – тихо, но взволнованно.
Сначала Сталин, казалось, был озадачен, он быстро задал вопрос, потом другой. Потом он изменился в лице. Он побледнел и смотрел на танцующих, не видя их.
– Что, черт возьми, происходит? – тихо ахнул Володя.
Танцующие пока ничего не заметили, но у сидящих во главе стола был испуганный вид.
В следующий миг Сталин поднялся. Окружающие почтительно встали. Володя увидел, что его отец все еще танцует. Людей расстреливали и не за такое.
Но Сталин не глядел на гостей. В сопровождении своего помощника он вышел из-за стола. Потом через зал направился к двери. Танцующие в ужасе разбегались с его пути. Одна парочка растянулась на полу. Сталин, казалось, не замечал. Ансамбль со скрежетом смолк. Ничего не говоря, ни на кого не глядя, Сталин вышел из комнаты.
Кое-кто из генералов испуганно последовал за ним.
Появился еще один служащий, затем еще двое. Каждый нашел своего начальника и обратился к нему. К Василию подошел молодой человек в твидовом пиджаке. Зоя, похоже, была с ним знакома и внимательно его слушала. Она казалась потрясенной.
Василий и помощник вышли из зала. Володя подошел к Зое и спросил:
– Ради бога, что происходит?
Она ответила дрожащим голосом:
– Американцы сбросили на Японию атомную бомбу… – Ее прекрасное бледное лицо казалось еще белее, чем всегда. – Сначала японское правительство не могло понять, что произошло. Им потребовался не один час, чтобы осознать, что это было.
– Это точно?
– Она сровняла с землей пять квадратных миль зданий. По подсчетам, в один миг погибло семьдесят пять тысяч человек.
– Сколько было бомб?
– Одна.
– Одна бомба?
– Да.
– Господи боже. Неудивительно, что Сталин побледнел.
Они постояли молча. Было видно, как новость распространяется по залу. Некоторые так и сидели, ошарашенные; другие встали и ушли, направляясь к своим кабинетам, телефонам, столам и подчиненным.
– Это все меняет, – сказал Володя.
– В том числе и наши планы на медовый месяц, – сказала Зоя. – Мой отпуск наверняка отменят.
– Мы думали, Советскому Союзу ничто не угрожает.
– Только что твой отец произнес речь, что никогда еще дело революции не было в такой безопасности.
– Теперь ни о какой безопасности говорить не приходится.
– Да, – сказала Зоя. – Пока у нас самих не будет атомной бомбы.
Джеки Джейкс и Джорджи впервые приехали в Буффало и остановились в квартире у Марги. Грег и Лев тоже были, и в день победы над Японией – в среду, 15 августа – все пошли в Парк Гумбольдта. На всех дорожках толпились торжествующие парочки, а в пруду плескались сотни детей.
Грег был счастлив и горд. Бомба действовала. Два устройства, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, вызвали ужасающие разрушения, но они привели войну к быстрому концу и спасли жизнь тысячам американцев. Грег принимал в этом участие. Благодаря тому, что они совершили, Джорджи будет жить в свободном мире.
– Ему девять лет, – сказал Грег Джеки. Они сидели на скамейке и разговаривали, а Лев и Марга пошли с Джорджи покупать мороженое.
– Просто не верится.
– Интересно, кем он станет, когда вырастет?
– Вот кем он точно не станет – так это актеришкой или музыкантом с дурацкой трубой, – яростно сказала Джеки. – У него есть голова на плечах.
– А тебе бы хотелось, чтобы он преподавал в колледже, как твой отец?
– Да.
– В таком случае… – Грег к этому и подводил, но беспокоился, не зная, как Джеки это воспримет. – Тогда он должен пойти в хорошую школу.
– Ты о чем?
– Может, отдать его в пансион? Он мог бы учиться там, где учился я.
– Он был бы единственным черным учеником.
– Не обязательно. Когда я там был, у нас был один цветной парень, индиец из Дели, его звали Камал.
– Всего один.
– Да.
– Его дразнили?
– Конечно. Мы звали его Кэмел[17]
. Но мальчишки к нему привыкли, и он кое с кем подружился.– А что с ним было потом, ты не знаешь?
– Он стал фармацевтом. Я слышал, у него уже две аптеки в Нью-Йорке.