Зима мира

Володя продолжал напоминать себе об изнанке Америки. Была же и бедность – где-то. Подвергались преследованиям негры, а на юге им нельзя было голосовать. Была высокая преступность, сами американцы говорили о ней – «безудержная», – хотя, как ни странно, Володя никаких ее признаков не видел и считал, что ходить по улицам города – вполне безопасно.

Он провел несколько дней, изучая Нью-Йорк. Он работал над своим английским языком, который был так себе, но это вряд ли имело значение: в городе было полно народу, говорившего на ломаном английском с сильным акцентом. Он запомнил лица нескольких агентов ЦРУ, приставленных следить за ним, и присмотрел несколько мест, где должно быть удобно от них отрываться.

Однажды солнечным утром он вышел из советского консульства в Нью-Йорке с непокрытой головой, в брюках и голубой рубашке, словно по делам в два-три места неподалеку. За ним последовал молодой человек в темном костюме и галстуке.

Он пошел в универмаг «Сакс» на Пятой авеню и купил нижнее белье и рубашку в мелкую коричневую клетку. Любой, кто бы его ни «вел», должен был подумать, что он просто вышел за покупками.

В консульстве начальник НКВД заявил, что советская группа будет за ним следить в продолжение всего его пребывания в Америке, чтобы удостовериться в его правильном поведении. Володя едва сдерживал гнев на организацию, бросившую в тюрьму Зою, и ему приходилось подавить желание схватить энкавэдэшника за горло и задушить. Но внешне он остался спокоен. Он саркастически заметил, что для выполнения своего задания ему придется избавляться от слежки ФБР и заодно он может нечаянно оторваться от «хвоста» НКВД; но он желает им удачи. Обычно он уходил от них за пять минут.

Поэтому следивший за ним молодой человек был, скорее всего, из ФБР. Это подтверждала его чопорно-консервативная одежда.

Положив покупки в бумажный пакет, Володя вышел из магазина через боковой вход и остановил такси. Выскочивший за ним фэбээровец остался на обочине махать проезжающим машинам. Через два поворота Володя бросил водителю купюру и выскочил вон. Он метнулся в переход станции метро, выскочил через другой вход и подождал минут пять в вестибюле какого-то учреждения.

Молодого человека в темном костюме нигде не было видно.

Володя пошел на Пенсильванский вокзал.

Там он еще раз проверил, нет ли за ним слежки, и купил билет. С одним лишь бумажным пакетом он сел в поезд.

Путь в Альбукерке занял три дня.

Поезд оставлял позади одну за другой бесконечные мили плодородных земель, громадные заводы, извергающие дым, и большие города с небоскребами, дерзко возносящимися в небеса. Советский Союз был больше, но в основном там были сосновые леса и замерзшие степи – если не считать Украину. А таких масштабов изобилия он никогда себе не представлял.

Но изобилие – это было еще не все. Уже несколько дней Володю беспокоило нечто странное, связанное с жизнью в Америке. И наконец он понял, в чем дело: у него никто не спрашивал документов. После того как в Нью-Йорке он прошел иммиграционный контроль, больше он свой паспорт никому не показывал. Казалось, в этой стране любой мог прийти на железнодорожный вокзал или автостанцию и купить билет куда угодно, и ему не надо было доставать разрешение или сообщать чиновникам цель своей поездки. Это давало опасное, головокружительное чувство свободы. Он мог уехать куда угодно!

От благосостояния Америки у Володи обострилось чувство угрозы, нависшей над его родиной. Немцы едва не разрушили Советский Союз, а ведь в этой стране народу было в три раза больше, и Америка была в десять раз богаче. Мысль, что русские могут стать людьми второго сорта, что, запугав, их можно будет подчинить, отогнала Володины сомнения насчет коммунизма, несмотря на то как обращались энкавэдэшники с ним и его женой. Если бы у него были дети, ему бы не хотелось, чтобы они жили в мире американской тирании.

Он ехал через Питсбург и Чикаго, по пути не привлекая к себе внимания. Одежда на нем была американская, а акцент не заметен, потому что он ни с кем не разговаривал. Покупая бутерброды и кофе, просто указывал на них и давал деньги. Он пролистывал газеты и журналы, оставленные другими пассажирами, смотрел на картинки и пытался понять значение заголовков.

Последнюю часть пути Володя ехал среди суровой красоты пустынных ландшафтов с далекими снежными пиками, обагренными закатом, – чем, наверное, и объяснялось их название «Горы Крови Христовой»[18].

Он пошел в туалет, где надел новое белье и рубашку, купленные в «Саксе».