– У тебя нет лицензии, дорогая, на право ведения таких интересных дел. А без лицензии это априори нарушение либо закона, либо прав граждан. На каком основании станешь искать этого Фомина? А ты ведь уже засобиралась, я прав? Его искать. – Лешка отбил льдинки с покрывала, отряхнул руки и, сурово сведя брови, повторил: – На каком основании, гражданка?
Она поискала разумный ответ, не нашла и, подергав плечами, буркнула:
– Так сложилось.
– Что сложилось?
Он подбоченился и встал грудью к ветру в распахнутой куртке. Ей неожиданно захотелось эту куртку на его груди застегнуть. И шарф на шее поправить. Что это? Материнский инстинкт? Забота о друге или нечто большее?
Тьфу-тьфу-тьфу! Кроме второго пункта ничего подобного с ней быть не должно. Табу!
– Тебе скучно, дорогая? – с чувством поинтересовался Лешка, стоя на семи ветрах с неприкрытой грудью. – Или ребятишечек пожалела? Материнский инстинкт проснулся? Хочется защитить, пожалеть сироток…
Ну вот, прямо в точку. Угадал ее тайные мысли. Блин…
– Ты их и так уже пожалела, – напомнил дружище. – Не стала писать заявление. Походатайствовала, чтобы отпустили. Вот кого-кого, а этого противного Жорика я бы там подержал.
– У этого противного Жорика самый крутой адвокат, – вяло огрызнулась она, прячась за чашкой. – Не хочу мотать себе нервы. Просто помочь им.
– Кому им? – с угрозой выступил вперед Лешка.
– Всем им! Фоминым, Смирновым. Человек пропал. Его найти не могут. Хороший человек, между прочим. Кстати, его тщательно искали?
– Искали, конечно. Я узнавал, не смотри на меня с таким сомнением. Знал, что тебя зацепит. – Лешку наконец проняло, и он застегнул куртку. – Волонтеры прочесали территорию, где он мог бы оказаться. Никого не нашли. Полиция опросила всех причастных и не очень. Даже дядю, который намеревался бизнес у партнеров выкупить, допросили.
– И что он?
– Алиби у него. И у его охраны тоже. Они в то время в Мурманск летали всей командой. Новая тема у них там. Про сервис он уже говорил с явным раздражением. Мол, связался с дураками, сам не рад. Да уже, говорит, и не хочу.
– А зачем вообще ему этот сервис сдался, раз у него крутые темы на другом конце страны? Что в нем такого?
– Место, – пояснил Лешка и снова принялся отряхивать от ледяной корки закутанные деревья. – Кто-то в мэрии шепнул ему: там что-то такое планируется. Он и захотел принять участие как собственник земли. А теперь вроде ничего там не будет. Все останется как есть. Он интерес и утратил.
– Это все, что он сообщил?
– Да. Поверь. Я читал протокол допроса. И смотри у меня! – грозно помотал перед ее лицом пальцем Лешка. – Только сунься к нему! Дядька отвратительный. Прошлое у него с душком. И в настоящем проблем может тебе доставить. Смотри у меня, Юля! Только сунься!..
К дяде по фамилии Сячин она соваться поостереглась. Но к Смирновым отправилась уже на следующее утро.
Дверь открыла женщина, которую Юля тут же назвала про себя «опасной особой» – в смысле, для мужчин. Красивой была эта женщина, агрессивно красивой.
Во-первых, она ходила по дому почти раздетой, хотя была чуть моложе самой Юли. Короткие в обтяжку шорты едва прикрывали зад. Майка с глубоким декольте не доставала до пупка. Нижнего белья не было, и грудь гуляла туда-сюда при ходьбе. Лицо молодое, без морщин. Волосы короткие, светлые.
– Что вам надо? Кто вы? – поинтересовалась та, не переставая что-то жевать.
Ее босые ноги странно дергались, будто «опасная особа» заходилась в танце без ритма и музыки.
– Я пострадавшая. Юлия Никитина. Живу в соседнем подъезде.
– Пострадавшая от чего? – вытаращилась женщина, отпрянув и приведя в движение грудь.
– Вы не в курсе… Понятно… А супруг ваш дома?
– С чего это ему быть дома? В сервисе он. – Ее ноги продолжали дергаться, подчиняясь неслышной музыке и странному ритму.
– А Настя?
– Настя в школе. Вы кто вообще? – Она смотрела без намека на интерес.
Пришлось рассказать во всех подробностях о происшествии.
– Твою мать! – громко выругалась «опасная особа». – Достали уже эти Фомины! Заходите…
Таким же танцующим шагом она пошла прямиком на кухню. «Чистенько, уютненько, богатенько, – сделала вывод Юля, осмотревшись. – Доходы в семье имелись. Понятна причина, по которой Настин отец не хотел расставаться с бизнесом».
– Чай, кофе? – поинтересовалась ее мать от плиты.
– Ничего не нужно. Спасибо. Я просто поговорить.
– Говорите уже, ну!
Она уронила себя в мягкое кухонное кресло, которое назвать стулом у Юли язык не повернулся бы, и требовательно глянула:
– Настя хорошая девочка. То, что вы пострадали вместо нее, не ее вина. К ней претензии имеются?
– Нет.
– Тогда что, не пойму? – развела руки в стороны красивая женщина. – Зачем вы здесь?
– Если я скажу, что хочу попытаться отыскать Степана Фомина, сочтете меня сумасшедшей?
Юля очень внимательно смотрела на Настину мать. Наблюдала за каждым мускулом на ее лице, за глазами, губами. И, разумеется, заметила, как нервная судорога их исказила.
Что это было: испуг? Нет, другое. Не радость, точно. Сожаление? Тоска? Боль? Интересно, интересно…