Зима стальных метелей

— Половина ваша, — говорю партийцам, — половину медикам отвезете. Как и договаривались.

Не пропадут наши труды, пригодятся людям. Партийцы дар речи потеряли от неожиданного богатства. Эти продукты им много дыр в хозяйстве закроют.

Снегирева, снайперов и уцелевших пограничников взял на борт бронекатер областного управления НКВД. С большим трудом уговорил уехать своих хомячков.

— У меня тут последнее дело — остались еще в городе наши зенитчицы, они через три дня курсы заканчивают, я их забираю, и мы все вместе приезжаем в крепость. В городе нам делать нечего, — говорю им абсолютно честно.

Это точно, грядет царство смерти. Она будет здесь хозяйкой. И даже сытых товарищей из партийного и военного начальства она сможет достать осколками снарядов. А остальные, легко списанные со счетов, просто обречены на гибель от голода и холода. Нет, нам здесь не место.

Все, всех отправил. В городе остались два ветерана в штабе, три калеки, зенитчицы-курсантки и старый мошенник Локтев. За остальные два миллиона пока еще живых горожан я ответственности не несу. Родине не нужны неудачники…

Сижу в штабе, пью со старичками чай. Хорошие люди, ответственные. Жизнь у них была интересная, но отвыкли они от разговоров, скажешь что-нибудь, а тебя за это, раз, и расстреляют. Поэтому мы в основном молчим.

— Олег, передайте сухарики, — попросит кто-нибудь, и опять тишина.

Это хорошо, можно спокойно подумать…

Есть еще вариант. Я уже два месяца продержался, еще столько же, Ладога льдом покроется и можно будет к финнам в тыл пробраться. А там найти знакомую пещерку, и проверить, как она работает. А если она всегда отправляет только в прошлое? На семьдесят один год — тогда меня забросит в 1870 год. Там уж я деликатничать не буду, всех убью, один останусь. Не будет никаких революционеров, всех еще в младенчестве удушу. Начну с товарища Сталина и Троцкого. Или вернет меня в 2012 год, где меня злые кавказцы ищут. Даже смешно, право слово. Сейчас бы мне эти проблемы.

Наши постояльцы инвалиды тихо пробрались в кабинет, присели за краешек стола, тоже чаю хотят. Ветеранов они побаиваются, но я у них считаюсь своим человеком.

— Да съела она своего ребенка, и все дела!

Это они городские новости обсуждают, людоедство стало нормой, на детей просто охота идет. На Васильевской стрелке снаряд попал в очередь за водой, когда стали трупы убирать — увидели, что у всех погибших кто-то вырезал печень и почки, не растерялся. Надо искать мясника или хирурга. Или не искать. Дело-то житейское, как говорит Карлсон.

Интересно, девушки уже со стрельб приехали? Завтра к ним зайду. По городу ходить плохо. Люди смотрят с нескрываемой ненавистью — уж слишком очевидно, что я не голодаю. Чужой в этом городе. Замаскироваться, что ли? Или машину в райкоме попросить?

Утром решил пойти по пути наименьшего сопротивления — не стал бриться и перед выходом накинул сверху полевую плащ-палатку. Капюшон надвигаю до самых глаз, по улице бреду медленно, шаркая ногами. Нормально, никто даже не смотрит, еще одна тень в городе призраков. Дошел до флотского артиллерийского училища, а там нет никого. Даже часового. Прошел на территорию, все закрыто, везде пусто. Ангел смерти летит?

Тогда пора в Адмиралтейство за объяснениями.

Прихожу в канцелярию, и мне сообщают, что немцы совершенно неожиданно опять начали наступление. Рвутся к Ладоге, прямо на Волховстрой. И флот, по приказу фронта, выделил резервы. В том числе и курсантов училища и краткосрочных курсов при нем. ****ь, пристроил девчушек в спокойную гавань. Нож закрыл, убрал обратно в рукав. Нездоровые у меня стали рефлексы, чудом капитан третьего ранга жив остался, вовремя замер. Дернись он — завалил бы прямо в кабинете.

Разведка Красной Армии — это отдельная песня. И довольно грустная. Может быть, она что-то и делает — разведка, только толку от этого нет. Советское командование о немцах знает примерно столько же, как о звездах в соседней галактике — они где-то есть. И все. Какими силами располагает противник, какие у него планы — все это было загадкой. Поэтому любое наступление немцев было для нашего командования внезапным.

16 октября армий «Север» двинулась на Тихвин и Лодейное Поле. Флот высаживал свои части на причалы Новой Ладоги, и они прямо с ходу вступали в бой. Кончился мой недолгий отдых — пора воевать. Зашел в канцелярию, попросил вежливо приказ на моих зенитчиц — убывают к месту постоянной дислокации. А то там две последние танковые дивизии вермахта на нашем участке фронта в бой пошли, пусть их кадровые артиллеристы останавливают.

Получил командировочное предписание, сунул в карман. В общем отделе толкотня, многие уходят на фронт. Пришла пора. Нева уже вся простреливалась, уплыть можно было только из порта Осиновец. А сначала надо было в поезд влезть. С матом и толкотней забрался, даже на верхнюю полку залез, калачиком свернулся.

— А черный капитан и говорит: «Погибли наши друзья, но мы за них отмстим, и будет здесь снова великое княжество Гардарика».

— Значит, колхозов не будет? — кто-то с надеждой спрашивает.