Зима тревоги нашей

— Джой, слушайте! Этот тип обещает мне пять процентов от каждого заказа, переданного их фирме.

— Шика-арно! Вот и разбогатеете, и давно пора! Если обещает, значит, сделает. Выставляйте кока-колу. Ради такого дня.

— Неужели вы считаете, что я должен пойти на…

— А что тут плохого? Ведь цены не повысятся? И кто от этого теряет?

— Он не велел говорить Марулло, не то Марулло подумает, будто я получаю больше.

— Ну, само собой. Хоули, да что с вами? Совсем рехнулись? Это, наверно, освещение такое. Физиономия у вас какая-то зеленая. А я тоже позеленел? Уж не собираетесь ли вы отказываться?

— Я еле удержался, чтобы не дать ему пинка в зад.

— Ну кто еще на такое способен? Только вы да динозавры.

— Он сказал, все так делают.

— Нет, не все. Потому что не всем удается. Считайте, что вам здорово повезло.

— Это нечестно.

— Почему? Кому это во вред? Что тут противозаконного?

— Значит, вы бы согласились?

— Согласился? Да я стал бы на задние лапки, только дайте! В нашем деле все лазейки закрыты. В сущности говоря, если ты простой банковский служащий, а не директор, так для тебя любое ухищрение противозаконно. А вас я решительно не понимаю. Что вы тут мудрите? Если бы вы обирали вашего Альфио, я бы сказал, что это не совсем порядочно. Но ведь дело обстоит не так. Вы оказываете им любезность, они оказывают вам. А их любезность эдакая хрустящая, зелененькая. Не будьте идиотом. У вас жена, дети — надо и о них подумать. Воспитание детей что-то не дешевеет, и не предвидится, чтобы подешевело.

— Пожалуйста, уйдите отсюда.

Джой Морфи со стуком опустил на прилавок недопитую бутылку.

— Мистер Хоули… Нет!.. мистер Итен Аллен Хоули, — ледяным тоном сказал он. — Если вы думаете, что я способен совершить бесчестный поступок или вас на это подтолкнуть, подите вы знаете куда!

Джой с величественным видом зашагал к дверям кладовой.

— Да нет, я не то хотел сказать. Совсем не то. Джой! Честное слово! Просто у меня сегодня и без того тяжелый день, то одно, то другое. И потом — этот ужасный праздник. Ужасный праздник!

Морфи остановился.

— То есть как? А, да! Понимаю. Я все понимаю. Вы верите мне?

— И так каждый год, с раннего детства… только год от году мне все тяжелее, потому… наверно, потому, что понятнее. Я слышу эти слова, и в них звучит такое одиночество: «Lama sabach thani»5.

— Знаю, Итен, знаю. Но теперь уже скоро, уже недолго осталось, Итен. Забудьте мою вспышку, ладно?

И железный пожарный колокол ударил на башне ратуши — один-единственный раз.

— Кончилось, — сказал Джой-бой. — Теперь все, до следующего года. — Он тихонько вышел в переулок, без стука притворив за собой дверь.

Итен поднял шторы и снова открыл лавку, но торговля в эти часы шла вяло, — несколько картонок молока и кирпичиков хлеба ребятишкам, маленькая баранья отбивная и банка зеленого горошка мисс Борчер к ужину. Люди просто не показывались на улице. За последние полчаса, пока Итен прибирал перед закрытием, к нему никто даже не заглянул. И он запер лавку и уже вышел на улицу, как вдруг вспомнил, что ничего не взял для дома. Пришлось вернуться, набрать две бумажные сумки всяких продуктов и снова все запереть. Ему хотелось спуститься к набережной, поглядеть, как серые волны колышутся там среди свай пристани, вдохнуть запах морской воды, поговорить с чайкой, которая — клюв по ветру — стояла на буйке. Он вспомнил стихотворение одной поэтессы, когда-то давным-давно пришедшей в экстаз при виде скользящей спирали чайкиного полета. Стихотворение начиналось так: «В тоске иль в счастье крылами веешь, стихии дочь?» Вопроса этого поэтесса так и не выяснила, да, вероятно, и не стремилась выяснить.

С двумя тяжелыми сумками в руках, полными праздничных закупок, было не до прогулки. Итен усталыми шагами прошел по Главной улице и свернул на свою Вязовую к старинному дому семьи Хоули.

Глава II

Мэри отошла от плиты и взяла у него одну сумку.

— Мне столько всего нужно тебе рассказать. Просто не терпится.

Он поцеловал ее, и она почувствовала, какие у него сухие губы.

— Что с тобой? — спросила она.

— Устал немножко.

— Но у тебя же было три часа перерыва.

— Мало ли там дел.

— Надеюсь, ты не в миноре?

— Такой уж день — минорный.

— Нет, день сегодня замечательный. Подожди, ты еще ничего не знаешь…

— Где ребята?

— Наверху, слушают радио. У них тоже есть новости.

— Что-нибудь неприятное?

— Ну, почему ты так говоришь!

— Сам не знаю.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Да нет! Вот пристала!

— Такие радостные новости — нет, подожду до послеобеда. Ну, ты у меня и удивишься!

Аллен и Мэри-Эллен кубарем скатились вниз по лестнице в кухню.

— Пришел! — сказали они.

— Папа, у тебя в магазине есть «Пикс»?

— Корнфлекс? Конечно, есть, Аллен.

— Принесешь нам несколько коробок, а? Это те самые, где надо вырезать маску Микки-Мауса.

— Не великоват ли ты для Микки-Мауса?

Эллен сказала:

— Крышку с коробки срезают, потом надо приложить десять центов, и они пришлют такую штуку для чревовещания и как ею пользоваться. Только что передавали по радио.

Мэри сказала:

— Расскажите папе, что вы собираетесь делать.