Зима тревоги нашей

– В наших местах так скрепляют договор.

– Но что случилось, вы обиделись?

– Ничуть не бывало.

– Так почему же?

– Возьмите! Торги еще не окончены.

– Господи, неужели Вэйландс предложил больше?

– Нет.

– Кто же, черт побери?

Я всунул двадцатидолларовую бумажку в его нагрудный карман, за уголок платка.

– Бумажник я оставлю себе, – сказал я, – он мне нравится.

– Послушайте, я не могу предложить другой цены, пока не снесусь с главной конторой. Подождите хотя бы до вторника. Я вам позвоню. Если вы услышите «Говорит Хью», знайте, что это я.

– Звоните, мне ваших денег не жаль.

– Но вы подождете, как я прошу?

– Подожду, – сказал я. – Увлекаетесь рыбной ловлей?

– Только в дамском обществе. Пробовал пригласить в Монток Марджи – конфетка, а не дамочка! Какое там! Напустилась на меня так, что я не знал, куда деваться. Не понимаю я женщин.

– Да, они все чудней и чудней становятся.

– Золотые ваши слова, – сказал он как-то по-старомодному. Он был явно озабочен. – Ничего не предпринимайте до моего звонка, – сказал он. – Господи, а я-то думал, что имею дело с наивным провинциалом.

– Я не намерен обманывать доверие хозяина.

– А, чушь. Вы просто хотели увеличить ставку.

– Я просто отказался от взятки, если вам так хочется называть вещи своими именами.

И вот вам доказательство, что во мне что-то изменилось. Я сразу вырос в глазах этого субъекта, и мне это понравилось. Даже очень понравилось. Прохвост решил, что мы с ним одного поля ягоды, но я покрупнее.

Перед самым закрытием лавки позвонила Мэри.

– Итен, – начала она, – ты только на меня не сердись…

– За что, моя былинка?

– Понимаешь, она такая одинокая, и мне… словом, я пригласила Марджи к обеду.

– Ну что же.

– Так ты не сердишься?

– Да нет же, черт возьми!

– Не чертыхайся. Завтра Пасха.

– Ах, кстати. Почисть свои перышки. Мы завтра в четыре часа идем к Бейкерам.

– К ним домой?

– Да, мы приглашены к чаю.

– Мне придется идти в костюме, который я сшила для пасхальной службы.

– Прекрасно, лопушок.

– Так ты не сердишься за Марджи?

– Я тебя люблю, – сказал я.

И я в самом деле люблю ее. Очень люблю. И помню, я тут же подумал, каким сукиным сыном может иногда быть человек.

Глава 5

С Вязовой улицы я свернул на дорожку, вымощенную щебнем, но посредине дорожки остановился и окинул взглядом старый дом. Я смотрел на него с особым чувством. Мой дом. Не Мэри, не отцовский, не Старого шкипера, а мой. Могу продать его, могу поджечь, а могу ничего с ним не делать.

Не успел я подняться на третью ступеньку, как дверь распахнулась и на меня обрушился Аллен с криком:

– А где «Пике»? Ты принес «Пике»?

– Нет, – сказал я. Но (чудо из чудес!) он не разразился воплями негодования и обиды и не стал призывать мать в свидетели, что я же ему обещал.

Он только горестно охнул и поплелся прочь.

– Добрый вечер, – сказал я его удаляющейся спине, и он остановился и повторил «Добрый вечер» так, как будто это было иностранное слово, которое он только что выучил.

Мэри вышла в кухню.

– Ты постригся, – сказала она. Любую перемену во мне она объясняет или температурой, или стрижкой.

– Нет, завитушка, я не стригся.

– А я тут совсем завертелась с приготовлениями.

– Приготовлениями?

– Я же тебе сказала, к обеду придет Марджи.

– Хорошо, но зачем такой тарарам?

– У нас уже сто лет не было гостей к обеду.

– Это верно. Что правда, то правда.

– Ты наденешь темный костюм?

– Нет, серый – Сивого мерина.

– А почему не темный?

– Помнется, а мне завтра идти в нем в церковь.

– Я утром могу отутюжить.

– Надену Сивого мерина, ни у кого в округе нет такого симпатичного костюма.

– Дети, – крикнула Мэри, – не смейте там ничего трогать! Я достала парадную посуду. Так не хочешь надеть темный?

– Не хочу.

– Марджи разрядится в пух и прах.

– Ей очень нравится Сивый мерин.

– Откуда ты знаешь?

– Она мне говорила.

– Выдумываешь.

– Она даже в газету писала об этом.

– Ну тебя. Смотри, будь с ней любезен.

– Я буду ухаживать за ней напропалую.

– Мне казалось, ты сам захочешь надеть темный – по случаю прихода Марджи.

– Послушай, травка, пять минут назад мне было совершенно все равно, какой костюм надевать – хоть вовсе никакого. Но ты устроила так, что я теперь просто должен надеть Сивого мерина.

– Назло мне?

– Вот именно.

Она горестно охнула, точно так же, как Аллен.

– Что у нас на обед? Я хочу подобрать галстук под цвет мясного блюда.

– Жареные цыплята. Не узнаешь по запаху?

– Узнаю, узнаю. Мэри, ты… – Но я не договорил. Стоит ли? Нельзя подавлять национальный инстинкт. Ее привлек день распродажи кур в гастрономическом магазине. Дешевле, чем у Марулло. Я не раз объяснял Мэри секрет этих распродаж в фирменных магазинах. Соблазнившись скидкой, вы входите в магазин, а там, глядишь, накупили кучу вещей уже без всякой скидки, просто так, заодно. Все это понимают, и все это делают.

Лекция, предназначенная для Мэри-медуницы, засохла на корню. Новый Итен Аллен Хоули идет в ногу с национальными увлечениями и по мере возможности обращает их себе на пользу.

Мэри сказала:

– Ты меня не обвинишь в вероломстве?

– Родная моя, какие доблести или прегрешения могут быть связаны с цыплятами?

– Понимаешь, уж очень у них дешево.