Читаем Зима тревоги нашей полностью

Зима тревоги нашей

Как странно! Пять минут назад я смотрел на себя глазами других людей. Так было надо. Мне было важно знать, что они видят. И пока этот человек шел по тротуару, он казался мне огромной, мрачной, беспросветной судьбой, врагом, людоедом. Но сейчас, когда затея моя была запрятана в дальний угол и уже не существовала как часть меня самого, я увидел в этом человеке нечто иное – уже не связанное со мной ни к добру, ни к худу. Он был, пожалуй, моих лет, но какого-то особого склада, особой выучки, может быть, даже особых убеждений. Впалые щеки, волосы подстрижены ежиком, сорочка из белой рогожки, уголки воротничка на пуговицах, галстук – по выбору жены, и она, конечно, поправила узел и подтянула концы, перед тем как супруг ее вышел из дому. Костюм у него был темно-серый, ударяющий в черноту, ногти без маникюра, но аккуратно подстриженные, на левой руке золотое обручальное кольцо, в петлице узенькая ленточка – намек на орден, который он не носит. Рот и темно-голубые глаза приучены выражать твердость, и тем более странно, что твердости в них сейчас ни на йоту. Будто в нем проткнули дыру. Это был совсем не тот человек, который несколько месяцев назад выкладывал передо мной свои вопросы, словно квадратные стальные брусья на равном расстоянии один под другим.

– Вы здесь уже были, – сказал я. – Вы откуда?

– Из министерства юстиции.

– Правосудие творите? Он улыбнулся.

– Да, по крайней мере, льщу себя такой надеждой. Но сегодня я здесь неофициально… и даже не уверен, что в отделе одобрили бы эту мою поездку. Но у меня сегодня свободный день.

– Чем могу служить?

– Дело довольно сложное. Просто не придумаю, с чего начать. Уж очень непривычно. Знаете, Хоули! Я служу двенадцать лет и первый раз встречаюсь с чем-либо подобным.

– Если вы скажете, в чем все-таки дело, может, я помогу вам.

Он опять улыбнулся.

– И слов не подберу. Я три часа просидел за рулем, а мне ведь обратно в Нью-Йорк ехать, да еще вечером, когда на шоссе бог знает что творится.

– Да, это не шутки.

– Вот именно.

– Ваша фамилия, если не ошибаюсь, Уолдер?

– Ричард Уолдер.

– Мистер Уолдер, меня того и гляди начнут осаждать покупатели. Не понимаю, почему до сих пор их нет. Огромный спрос на сосиски и горчицу. Так что выкладывайте поскорее. Мне что-нибудь грозит, какие-нибудь неприятности?

– На моей работе с какими только типами не встречаешься. Бандиты, лгуны, жулики, хапуги, глупые, умные. Иной раз терпение вот-вот лопнет, пока найдешь верный тон. Понятно?

– Ничего не понятно. Слушайте, Уолдер, что вы мнетесь? Я не такой уж дурак. У меня был разговор с Бейкером в банке. Вы стараетесь изловить моего хозяина, Марулло?

– Уже изловили, – тихо сказал он.

– За что?

– Нелегальный въезд. Мое дело маленькое. Мне дают досье, и я выполняю все, что от меня требуется. А судят, решают его участь другие.

– Его вышлют?

– Да.

– А он собирается протестовать? Может, я могу помочь?

– Нет. Протестовать он не хочет. Признал себя виновным. Уедет, и дело с концом.

– Подумать только!

Вошли покупатели, сразу человек семь-восемь.

– Я вас предупреждал! – крикнул я и стал помогать им выбрать, что нужно или что им казалось нужным. К счастью, сосисок и булочек у меня были запасены горы.

Уолдер спросил через головы:

– Сколько стоят пикули?

– Цена на ярлыке.

– Тридцать девять центов, мэм, – сказал он.

Я пошел взвешивать, завертывать, упаковывать, подсчитывать. Его рука потянулась мимо меня к кассе, выбила чек. Когда он отошел, я взял кулек из стопки, выдвинул ящик прилавка, прихватил кульком старый револьвер, отнес его в уборную и опустил в банку со смазочным маслом, давно его дожидавшуюся.

– Вы молодцом, справляетесь, – сказал я, вернувшись.

– Работал помощником продавца сразу после школы.

– Оно и видно.

– А разве у вас нет подручного?

– Хочу сына взять, пусть помогает.

Покупатели всегда налетают стайками, а не поодиночке. В промежутках продавец переводит дух в ожидании следующего прилета. И еще одно: если люди работают вместе, острые углы между ними стираются. В армии выяснилось, что, когда белые и черные сражаются рядом против общего врага, они перестают враждовать друг с другом. Мой подсознательный страх перед полицией рассеялся окончательно, как только Уолдер взвесил фунт помидоров и, выписав на пакете столбик цифр, подсчитал сумму.

Наша первая стайка улетела.

– Ну, говорите скорей, что вам от меня нужно, – сказал я.

– Я обещал Марулло съездить сюда. Он хочет передать вам лавку.

– Вы с ума сошли. Простите, мэм. Это я своему приятелю.

– Да? Ну понятно. Так вот, нас пятеро. Трое ребят. Сколько мне взять сосисок?

– Ребятам по пять штук, вашему мужу – три, вам – две. Итого двадцать.

– Вам кажется, что они способны съесть по пять сосисок?

– Не мне, а им так кажется. Вы на пикник?

– Угу.

– Тогда возьмите пять лишних, потому что несколько штук обязательно упадут в костер.

– Где у вас затычки для раковин?

– Там сзади, где нашатырь и стиральные порошки.