Зима тревоги нашей

— В наших местах так скрепляют договор.

— Но что случилось, вы обиделись?

— Ничуть не бывало.

— Так почему же?

— Возьмите! Торги еще не окончены.

— Господи, неужели Вэйландс предложил больше?

— Нет.

— Кто же, черт побери?

Я всунул двадцатидолларовую бумажку в его нагрудный карман, за уголок платка.

— Бумажник я оставлю себе, — сказал я, — он мне нравится.

— Послушайте, я не могу предложить другой цены, пока не снесусь с главной конторой. Подождите хотя бы до вторника. Я вам позвоню. Если вы услышите «Говорит Хью», знайте, что это я.

— Звоните, мне ваших денег не жаль.

— Но вы подождете, как я прошу?

— Подожду, — сказал я. — Увлекаетесь рыбной ловлей?

— Только в дамском обществе. Пробовал пригласить в Монток Марджи — конфетка, а не дамочка! Какое там! Напустилась на меня так, что я не знал, куда деваться. Не понимаю я женщин.

— Да, они все чудней и чудней становятся.

— Золотые ваши слова, — сказал он как-то по-старомодному. Он был явно озабочен. — Ничего не предпринимайте до моего звонка, — сказал он. — Господи, а я-то думал, что имею дело с наивным провинциалом.

— Я не намерен обманывать доверие хозяина.

— А, чушь. Вы просто хотели увеличить ставку.

— Я просто отказался от взятки, если вам так хочется называть вещи своими именами.

И вот вам доказательство, что во мне что-то изменилось. Я сразу вырос в глазах этого субъекта, и мне это понравилось. Даже очень понравилось. Прохвост решил, что мы с ним одного поля ягоды, но я покрупнее.

Перед самым закрытием лавки позвонила Мэри.

— Итен, — начала она, — ты только на меня не сердись…

— За что, моя былинка?

— Понимаешь, она такая одинокая, и мне… словом, я пригласила Марджи к обеду.

— Ну что же.

— Так ты не сердишься?

— Да нет же, черт возьми!

— Не чертыхайся. Завтра Пасха.

— Ах, кстати. Почисть свои перышки. Мы завтра в четыре часа идем к Бейкерам.

— К ним домой?

— Да, мы приглашены к чаю.

— Мне придется идти в костюме, который я сшила для пасхальной службы.

— Прекрасно, лопушок.

— Так ты не сердишься за Марджи?

— Я тебя люблю, — сказал я.

И я в самом деле люблю ее. Очень люблю. И, помню, я тут же подумал, каким сукиным сыном может иногда быть человек.

Глава V

С Вязовой улицы я свернул на дорожку, вымощенную щебнем, но посредине дорожки остановился и окинул взглядом старый дом. Я смотрел на него с особым чувством. Мой дом. Не Мэри, не отцовский, не Старого шкипера, а мой. Могу продать его, могу поджечь, а могу ничего с ним не делать.

Не успел я подняться на третью ступеньку, как дверь распахнулась и на меня обрушился Аллен с криком:

— А где «Пикс»? Ты принес «Пикс»?

— Нет, — сказал я. Но (чудо из чудес!) он не разразился воплями негодования и обиды и не стал призывать мать в свидетели, что я же ему обещал.

Он только горестно охнул и поплелся прочь.

— Добрый вечер, — сказал я его удаляющейся спине, и он остановился и повторил «Добрый вечер» так, как будто это было иностранное слово, которое он только что выучил.

Мэри вышла в кухню.

— Ты постригся, — сказала она. Любую перемену во мне она объясняет или температурой, или стрижкой.

— Нет, завитушка, я не стригся.

— А я тут совсем завертелась с приготовлениями.

— Приготовлениями?

— Я же тебе сказала, к обеду придет Марджи.

— Хорошо, но зачем такой тарарам?

— У нас уже сто лет не было гостей к обеду.

— Это верно. Что правда, то правда.

— Ты наденешь темный костюм?

— Нет, серый — Сивого мерина.

— А почему не темный?

— Помнется, а мне завтра идти в нем в церковь.

— Я утром могу отутюжить.

— Надену Сивого мерина, ни у кого в округе нет такого симпатичного костюма.

— Дети, — крикнула Мэри, — не смейте там ничего трогать! Я достала парадную посуду. Так не хочешь надеть темный?

— Не хочу.

— Марджи разрядится в пух и прах.

— Ей очень нравится Сивый мерин.

— Откуда ты знаешь?

— Она мне говорила.

— Выдумываешь.

— Она даже в газету писала об этом.

— Ну тебя. Смотри, будь с ней любезен.

— Я буду ухаживать за ней напропалую.

— Мне казалось, ты сам захочешь надеть темный — по случаю прихода Марджи.

— Послушай, травка, пять минут назад мне было совершенно все равно, какой костюм надевать — хоть вовсе никакого. Но ты устроила так, что я теперь просто должен надеть Сивого мерина.

— Назло мне?

— Вот именно.

Она горестно охнула, точно так же, как Аллен.

— Что у нас на обед? Я хочу подобрать галстук под цвет мясного блюда.

— Жареные цыплята. Не узнаешь по запаху?

— Узнаю, узнаю, Мэри, ты… — Но я не договорил. Стоит ли? Нельзя подавлять национальный инстинкт. Ее привлек день распродажи кур в гастрономическом магазине. Дешевле, чем у Марулло. Я не раз объяснял Мэри секрет этих распродаж в фирменных магазинах. Соблазнившись скидкой, вы входите в магазин, а там, глядишь, накупили кучу вещей уже без всякой скидки, просто так, заодно. Все это понимают, и все это делают.

Лекция, предназначенная для Мэри-медуницы, засохла на корню. Новый Итен Аллен Хоули идет в ногу с национальными увлечениями и по мере возможности обращает их себе на пользу.

Мэри сказала:

— Ты меня не обвинишь в вероломстве?

— Родная моя, какие доблести или прегрешения могут быть связаны с цыплятами?

— Понимаешь, уж очень у них дешево.