Зима в Тель-Авиве

Движение полностью застопорилось: машины остановились, теперь мы могли совершенно спокойно переправиться на ту сторону.

Женщина проторила нам путь, пожертвовав жизнью.

И на какое-то мгновение, когда все вздрогнули, и многие закричали…

…когда всё, наконец, остановилось: машины, люди…

…в этот миг деньги, которые управляли всем этим движением - людьми в автомобилях, пешеходами, светофорами, - вдруг исчезли.

И мы увидали мир таким, каков он без денег.

Будто солнышко скрылось за горизонтом и снова взошло.

Я не спрашивал об этом никого из тех, кто был рядом, но абсолютно уверен: они видели то же, что и я.

Пятнадцать минут спустя движение было восстановлено. Светофор исправно показывал жёлтый, зелёный, красный. Люди шли, останавливались, шли. Машины ехали и стояли, как им и было положено.

Мир остался прежним, но мы навсегда изме-нились.

После физкультуры

В раздевалке гулко хлопают металлические дверцы шкафчиков, за кирпичной перегородкой - мерный плеск: кто-то стоит под душем, намыливая голову, плотно зажмурив глаза. Голоса звучат неразборчиво, смазанно, будто все разом воды в рот набрали, в воздухе - пар и сладковатый запах хлорки. Кафельный пол залит по щиколотку: люди движутся медленно, осторожно переставляя ноги, чтобы не споткнуться. Пространство наполнено телами, каждое из которых перемещается в соответствии с заданной траекторией, то и дело взмахивая руками, чтобы сохранить равновесие.

Но - стоит выйти наружу, взгляд наводится на резкость, предметы внезапно становятся твёрдыми, и Габи не покидает ощущение, что о любой из них можно порезаться или уколоться.

Виноград

Виноград похож на горсть живых лампочек. В темноте не светится (проверено), но, если прикрыть глаза, можно увидеть, что из каждой виноградины струится - пламя.

Рахель пробовала бросить - как дурную привычку, - но куда там: дневная доза растёт. Почище крэка: подсаживаешься с первого взгляда.

В гастрономе она старается не смотреть в ту сторону. Подумаешь - виноград! Что мы - винограда не видели? Круглый, тёплый на вид, прозрачный, с раздвоенной косточкой внутри. Упругий. Немного вязкий. Нет уж, нас на это не купишь, никакого винограда. В любом случае - не больше килограмма. Ладно, не больше двух килограммов…

Теперь она знает, почему беременных тянет на солёненькое.

Обыкновенное чудо

- О чудесах я тоже могу кое-что рассказать, - говорит Маэстро, - если у тебя хватит терпения дослушать мою историю до конца…

Ран сонно кивает и достаёт из кармана сотовый телефон, чтобы взглянуть на часы. 09:14. Скоро на боковую.

Маэстро Шимон с бесцеремонностью, свойственной детям и заслуженным артистам, принимает лёгкий, ни к чему не обязывающий кивок за согласие:

- Обычно я начинаю с Далл’Абако: си-мажорное каприччио, густое, как шоколад. В дождливую зябкую погоду - то, что доктор прописал. Два голоса: первый - пиццикато, осторожно-вопрошающий, второй - настойчивый, убедительный, ответствующий. Расставляющий все точки над «и». Хорошая разминка для пальцев, плюс - благоприятное разрешение утренних сомнений.

В смысле: быть, а не небыть.

Играть, а не пить.

Иногда - заиграюсь и позабуду, что платят мне не за музыку, а за позу, за то, что стою с виолончелью в обнимку: монетки и бумажки сыплются в футляр как из рога изобилия. Можно и не играть, а только позировать… Лёгкие деньги.

Одна беда: бывает, откроешь футляр, и первым делом хочется снова его закрыть и поскорее отправиться куда-нибудь… за линию горизонта. Уж больно паршиво - Дизенгоф-центр, восемь часов утра, лица у вас… как бы это помягче… не располагающие.

У всех вас…

Но!

Две минуты Далл’Абако, и ты - как огурчик! Настоящий кокаиновый приход!

- Что ты знаешь о кокаине? - ухмыляется Ран.

- Ничего, - сознаётся Маэстро и быстро прибавляет: литературу штудировал! Не отвлекайся… Итак, тренькаю я своё каприччио, не особо внятно, только чтобы согреться… И - проходит девушка. Такой, знаешь, серебристо-голубой ангел… с крылышками и губками… Проходит мимо, оборачивается, и говорит…

- «Далл’Абако»? Так и сказала?

- Не перебивай. Говорит: какое у вас удивительное чувство ритма!

- Бред какой-то…

- Подожди. Это ещё не всё. Я говорю: спасибо. А у вас, говорю, чудесная попка.

- Ну ты даёшь!

- А что делать: у меня - чувство ритма, должен же я отыскать что-нибудь соответствующее… Что-нибудь достойное. И что ты думаешь: она улыбается, и отвечает: спасибо. И прибавляет: мой папа ТОЖЕ джаз на контрабасе играл. Но не так хорошо, как вы. Чувствуешь? ЕЁ ПАПА! ТОЖЕ! НА КОНТРАБАСЕ! Далл’Абако, бедняга, трижды перевернулся в гробу!

- Слушай, мне спать пора. Я, честно говоря, засыпаю уже…

- Я заканчиваю. И тут произошло настоящее чудо.

- Она растаяла?

- Она, наконец, ушла. И я сыграл си-мажорное каприччио с начала до конца - как в первый раз.

Как девственник.

Как для себя одного.