Зимнее серебро

До вечера еще было далеко, и я не знал, чем заняться. Панова Мандельштам уселась прясть, но я такого не умел. Панов Мандельштам читал книгу, но такого я тоже не умел.

— А что мне делать? — спросил я у них.

— Может, пойдешь на улицу поиграть, Стефан? — предложила панова Мандельштам, но я и играть не умел, и к тому же панов Мандельштам сказал ей негромко:

— Другие дети…

Она поджала губы и покивала в ответ. Значит, они боялись, что другие мальчишки примутся меня изводить, потому что я будто бы помог убить своего отца. Ну или потому что я был как новая коза в сарае.

— А что Ванда делала, когда была у вас? — спросил я и тут же сам вспомнил: — Она долги собирала.

— Но ты-то еще маловат для этого, — покачала головой панова Мандельштам. — А сходи-ка лучше в лес по грибы. Знаешь, какие грибы съедобные?

— Ага, — кивнул я, и она вручила мне корзину.

Но в лесу нынче лежало столько снега, что эти грибы еще поди найди. Я вышел за калитку, поглядел на весь этот снег и никаких грибов не увидел. Лучше я пойду долги собирать, решил я. Ну и пускай я пока маловат. Если Мандельштамы долгов не собирают, и Ванда тоже, кому-то же надо. А остаюсь только я. Хотя в доме кто-то еще жил, Ванда мне рассказывала. Только я почему-то никак не мог вспомнить кто. И от этого в голове у меня было чудно: ведь имена легко шли ко мне на память — стоило только позвать. Но сейчас-то ни в доме, ни в сарае точно никого не было, я же все обсмотрел. Найди я этого кого-то, я бы спросил у него, как его зовут, и больше не было бы так чудно в голове. Я даже в курятник заглянул — вдруг он туда залез? — но, кроме кур, никого не нашел.

Сейчас шла вторая неделя месяца, а вчера был базарный день. Значит, Ванда должна собирать долги в двух деревнях вниз по тележному тракту, на юго-восток от города. Имена у тамошних заемщиков были такие: Рыберник, Гурол, Гнедис, Провна, Цумил и Двури. Я эти имена повторял про себя всю дорогу, и в голове у меня они звучали как красивая песня. Дойдя до деревни, я принялся стучаться во все двери подряд и спрашивать, как зовут хозяев. И если в доме оказывался кто-то из моих заемщиков, я протягивал корзину. Они на меня смотрели, а потом клали в корзину что-нибудь. Панова Цумил ласково сказала мне:

— Бедное дитя! — И погладила меня по голове. — И тебя-то эти евреи к работе приставили.

— Да нет, — протянул я, но панова Цумил только покачала головой и сунула мне в корзину несколько мотков пряжи. А потом она меня угостила такой сластью, называется печенье. Ванда как-то приносила печенье к нам домой — ей дала панова Мандельштам. Очень вкусно тогда было. Поэтому спорить с Пановой Цумил я не стал, а просто взял печенье и съел. И оно тоже оказалось очень вкусное. Я сказал ей спасибо и пошел дальше.

Я притащил Панове Мандельштам полную корзину и сказал:

— Может, не так уж я и маловат.

А она посмотрела на корзину и вдруг сильно опечалилась. Я никак не мог взять в толк почему, но панов Мандельштам очень ласково меня погладил по плечу и произнес:

— Стефан, мы должны были объяснить тебе все заранее. Когда собираешь долги, очень важно не ошибаться и вести правильный учет. Если ты очень постараешься, сможешь припомнить, к кому ты ходил и кто тебе что дал? Справишься?

— Ну да, — ответил я. — В этот день Ванда ходит к Рыберникам, Гуролам, Гнедисам, Провнам, Цумилам и Двурам. — А после я рассказал про каждую из вещей, кто мне ее дал. Я решил, что Панова Мандельштам все еще сердита, но она накормила меня варениками с курицей под густым соусом с морковкой и картошкой, и мясо там было настоящее, а в придачу я выпил большую кружку чая с двумя ложками меда. Наверное, зря я на нее подумал, не так уж она и рассердилась.

* * *

Застревать надолго в этом домишке нам с Сергеем вовсе не хотелось, но и уйти мы не могли. Поутру мы проснулись и увидели, что на пороге все еще лежит снег, и на подоконниках тоже, и даже под ними намело высокие снежные горки. А в лесу было белым-бело, только темные стволы проглядывали; и все деревья низко согнулись. Они перед самой метелью только листочки выпустили, а теперь их пригибали к земле снежные шапки. И в какой стороне тракт, мы понятия не имели.

Мы обошли вокруг дома и много чего отыскали полезного. На огороде осталась картошка и морковка, а под навесом, где, видно, раньше коз держали, обнаружилась куча старой соломы, да еще кипа чесаной шерсти с меня высотой. Шерсть оказалась немытая и внизу вся заплесневела и перепачкалась, но сверху еще осталась вполне годная. На полке стояла корзина, а в углу — лопата: самое то копать картошку. В доме на полке мы еще нашли сложенное одеяло.