Элисабет хватает меня за руку, тащит к выходу. Швейцар протягивает обтянутую резиновой перчаткой руку. Я вкладываю в нее нож, и мы с Элисабет мчимся по авеню. За спиной воет полицейская машина. Мы сворачиваем в какой-то переулок. Там стоит Курт, с его шеи свисает на ремне саксофон. Курт указывает на мотоцикл с коляской. Элисабет забирается в коляску, я сажусь за Куртом. Курт уже в седле, высекает искру. С оглушительным ревом, набирая высоту, мотоцикл птицей несется между небоскребами. Под нами ширится сияющий город. Мотор глохнет. Полная луна. Курт оборачивается.
— К сожалению, — говорит он, — бензин кончился.
Я животом чувствую, как мы падаем, падаем, огни города стремительно приближаются.
— Йон-Йон!
— А?
— Проснись.
— А? Что?
— Ты кричал во сне.
Рядом стояла мама.
— Да?
— Ужасно кричал. Что тебе приснилось?
— Не помню.
— Выпей молока.
Она вышла, закрыла дверь. Из глаз у меня текли слезы. Простыня вымокла. Наверное, я долго плакал.
Какое-то время я лежал, пытаясь снова заснуть, но не получалось. Я ворочался с боку на бок, потом встал, оделся и вышел.
Я успел на один из последних поездов в центр, доехал до Альвика, а там взял такси. Машина остановилась, не доехав до дома Асплундов. Я расплатился полученными от Франка деньгами и оставшееся расстояние прошел пешком. Накрапывал дождь. Я остановился на улице перед домом и стал смотреть на окно Элисабет. Увидеть меня никто не мог — я чуть не с головой залез в живую изгородь.
Стоял я там довольно долго, еще немного — и промок бы до нитки. По улице торопливо шагала женщина в дождевике, с далматином. Собака заметила меня, залаяла. Женщина дернула поводок, и обе они скрылись так же быстро, как появились.
Я начал мерзнуть.
В комнате Элисабет загорелся свет. Увидев пожарную лестницу, я пересек улицу и перепрыгнул забор. Подошел к дому, ухватился за нижнюю ступеньку и полез вверх.
24
Свет погас, когда я был уже почти наверху. Я все же потянулся и постучал ногтем в окно. Ничего.
Я опять постучал. Вновь зажегся свет. Я наклонился к окну, чтобы Элисабет увидела меня, и постучал еще раз. Свет погас.
— Элисабет! — прошептал я.
Окно открылось — чуть-чуть,
— Кто это?
— Это я, — сказал я. — Йон-Йон.
Элисабет открыла окно пошире, высунулась и зашипела:
— Ты что здесь делаешь?
Она казалась мне тенью.
— Захотел увидеть тебя, — прошептал я в ответ.
— Зачем?
— Я люблю тебя.
Она замолкла. Я подождал и спросил:
— Ты еще там?
— Да.
— Я люблю тебя, — повторил я. — С самого первого взгляда.
— А зачем лезть в окно?
— Я должен сказать тебе это прямо сейчас. Элисабет какое-то время молчала.
— Залезай.
Я ухватился за оконный отлив, влез и остался сидеть на подоконнике.
— Ты чего на окне уселся, как ворона?
В темной комнате белела футболка Элисабет.
Я слез на пол. Глаза начали привыкать к темноте. Я разглядел лицо Элисабет.
— Я люблю тебя.
— Дурак.
— Я правда тебя люблю.
Она повисла у меня на шее, обняла, торопливо поцеловала. Я ощущал ее теплую кожу сквозь тонкий хлопок. Чувствовал, как ее грудь касается моей. Потом Элисабет высвободилась и сделала шаг назад.
— Уходи сейчас же.
— Я же только что пришел.
Она вздохнула и села на кровать.