Зимняя королева

Ее руки скользнули на его талию, она обвила ее, чувствуя его гибкую силу. Она почувствовала, как он поцеловал ее в макушку, и подняла к нему лицо. Его губы коснулись ее брови, виска, щеки, оставляя капельки пламени. У нее перехватило дыхание, она задрожала от внезапного приступа слабости, желания новых поцелуев. Наконец, его губы коснулись ее губ коротким притягательным поцелуем, раз, другой. Потом снова, страстным поцелуем, от которого она застонала. В ответ на этот тихий, почти жалобный стон он, прижал ее плотнее, чтобы тела слились воедино. Каждый изгиб тел, каждый выступ подходил совершенно, будто они были созданы друг для друга. Она вытянулась на цыпочках, раскрывая губы. Его язык, подвижный и умелый, коснулся кончика ее языка, углубляя поцелуй, а он прижимал ее к себе все сильнее. Розамунда обняла его за шею, прижимая к себе, будто боялась, что он исчезнет. Но он ее не отпускал. Поцелуи их становились все горячее, наполненные первобытной страстью, о существовании которой в себе она и не подозревала. Все тело стало тяжелым, горячим, сосредоточенным только на совершенном моменте их поцелуя. Энтон прижал ее к стене, поднимая вверх наслоения юбок, и она обвила его бедра ногами в чулках с подвязками. Он всем телом прильнул к ней, его бархатные штаны терлись о ее обнаженные бедра выше подвязок. Трение было настолько приятным, что она застонала, прижимаясь к его открытому рту, желая усилить это ощущение до изумительного забвения. Его губы блуждали по ее подбородку, изгибам шеи, а она запрокинула голову, открываясь для него. Его язык пощекотал впадинку на ее шее, где прослушивается пульс, а потом раздвинул шелковую вуаль, чтобы целовать холмики ее грудей.

— О-о! — Розамунда приоткрыла от изумления рот и крепче прижала свои бедра к его, все сильнее стискивая его волосы, когда он покусывал ее чувствительную кожу. Его естество, отделенное от нее слоем бархата и кожи, было напряженным, твердым, как железо.

Розамунда открыла глаза и увидела, что над ее головой качается поцелуева ветвь. Она и впрямь окутала ее колдовскими чарами, отчего девушка поняла, что пойдет на все, чтобы почувствовать еще больше, его всего.

Она снова закрыла глаза и наклонила голову, чтобы целовать его взъерошенные волосы. Он уткнулся лбом в стену рядом с нею, изнуренно дыша ей в ухо. Медленно, медленно она сползла вниз, чтобы встать на пол, на твердую опору. Она попыталась отстраниться от него; она стояла так близко к нему, что не могла ни о чем думать, осознавая, что совершенно потеряла контроль над своими чувствами. Но его руки крепко держали ее за талию, не отпуская, пока успокаивалось их дыхание.

— Не надо, — хрипло проговорил он с сильным акцентом, — не уходи. Подожди.

Розамунда кивнула, снова склоняясь на его плечо. Тело его было напряжено и неподвижно, пока он старался взять себя в руки.

— Это все поцелуева ветвь, — прошептала она. Он усмехнулся:

— Может, ваши пуритане правы, пытаясь запретить их в залах замков.

Неистовые поцелуи, будто что-то высвободили внутри Розамунды, какого-то нахального бесенка, который был частью ее, чего она не осознавала.

— Тогда какое же это будет веселье?!

— Вы самая соблазнительная зимняя королева, леди Розамунда Рамси, — выдохнул он, быстро поцеловав ее в щеку. — Но вызовет ли завтра ветвь воспоминание об этом нашем безумии?

Этого Розамунда не знала, но надеялась; это действительно был момент безумия, но такой, от которого она наконец-то поняла поэтические сонеты. Страсть — непреодолимая сила, которая затмевает все чувства. Как же не хочется утратить ощущение его ласки!

— Мы все должны быть завтра с королевой в церкви и размышлять там о своих грехах, — сказала она.

— Боюсь, мне одного рождественского утра будет мало, — скривившись, произнес он.

— У вас было так много грехов?!

— О, моя зимняя фея, их несметно.

А теперь она добавила еще один и себе тоже. Она тихонько отодвинулась от него, вдруг холодная и отстраненная, расправила платье, поправила волосы. Что принесет завтрашний день? Об этом она не имела ни малейшего представления. Было, похоже, что лорд Мисрул действительно правил миром, который ей когда-то казался упорядоченным и уютным.

— Я должна вернуться к своим обязанностям, пока меня не хватились, — сказала она.