Зимняя корона

Оказывается, вот уже какие мысли бродят в головах сыновей. Сразу идти рассказывать об этом Генриху неразумно. Сначала нужно самой во всем разобраться, чтобы выбрать наилучший путь. Людовик с превеликим удовольствием дал бы денег на любое начинание, грозящее раздробить земли Генриха и вызвать смуту, но его дочерей соединяли с сыновьями Генриха брачные узы, и Гарри слишком близок к французской короне.

– Это опасная игра, – предупредила она. – Твой отец непременно прознает о том, что вы задумали, а в его глазах нет ничего хуже предательства, и потому с предателями он поступает безжалостно. Будь осторожен, следи за языком при посторонних.

Ричард оглянулся на женщин Алиеноры, но они сидели далеко и не могли слышать их беседу.

– Я осторожен, мама, а вот Гарри не умеет держать язык за зубами, ему все равно, кто рядом. Он намекнул, что постепенно собирает соратников и уже получил кое-какую поддержку. По его словам, в Англии зреет серьезное недовольство в связи с убийством архиепископа.

Алиеноре стало еще страшнее.

– Как далеко это зашло?

– Не знаю точно. Тебе лучше поговорить с Гарри.

Она видела, что под внешней самоуверенностью сына прячутся сомнения.

– Я рада, что ты предупредил меня об этом. Ты поступил правильно. После церемонии я обсужу все с Гарри. Предоставь это дело теперь мне.

Алиенора и Ричард вместе спустились в большой зал, где все собрались лицезреть оммаж Раймунда Тулузского Ричарду и Алиеноре – он должен был признать себя вассалом Аквитании. Генрих уже восседал на помосте, внимательный и настороженный, и поочередно обводил всех присутствующих взглядом – отмечал, оценивал, запоминал. В виде исключения его пальцы были унизаны перстнями, а фиолетовый шелк котты подчеркивал горностаевую опушку мантии. Рядом с королем сидел Гарри, такой же прямой и неподвижный, как отец, но на его губах не играла свойственная ему улыбка, а на лице застыло непроницаемое выражение.

Ричард взошел на помост и получил от отца приветственный поцелуй. Неожиданно Амлен преградил Алиеноре путь к ступеням и отвел ее в сторону. В отличие от будто окаменевших черт Гарри, лицо Амлена выдавало глубокое смятение, хотя действовал он настойчиво. Изабелла взирала на супруга с удивлением и беспокойством.

– Госпожа, король желает, чтобы вы пока остались здесь, – натянуто произнес Амлен.

– Что это означает? – Алиенора попробовала стряхнуть с себя его руку, однако он только крепче сжал пальцы.

– Госпожа, прошу простить меня. Король скоро все объяснит, но сейчас вам нужно оставаться в стороне.

Амлен подвел ее туда, где стояли Маргарита и ее сестра Адель – зрители, а не участники. Помост окружили придворные рыцари Генриха.

От группы людей в другом конце зала отделился Раймунд Тулузский. Несмотря на то что он собирался преклонить колено перед своими врагами и принести им клятву верности, походка его была вызывающей, почти развязной. У подножия помоста он помедлил, глубоко вдохнул, как будто собирался нырнуть в воду, и потом поднялся по ступеням и опустился перед Генрихом на одно колено. Он вложил ладонь между сложенных рук английского короля и признал его герцогом Аквитании и сюзереном Тулузы. У Алиеноры перехватило дыхание: Генрих не имел права принимать такую клятву! Более того, оммаж Раймунда Тулузского королю Англии как бы подразумевал, что Аквитания – вассал Англии. Да она прежде умрет, чем допустит такое!

Словно окаменев, она смотрела, как Генрих одаряет Раймунда поцелуем мира, принимая оммаж. И потом Раймунд обернулся к ее сыновьям. Сначала он склонился перед Гарри в знак признания его наследником Генриха. Гарри покосился на отца, быстро глянул на брата, покраснел, но клятву принял. Наконец Раймунд опустился на колено перед Ричардом. Тот долго колебался, а затем все-таки исполнил свою часть ритуала.

В жилах Алиеноры вскипел гнев такой силы, что на время она потеряла способность видеть и слышать. Это худшее, что мог сделать ей Генрих. Он отобрал у нее самое ценное, ядро ее власти, ядро ее сущности, и в качестве инструмента использовал не кого-нибудь, а Раймунда Тулузского.

– Вы служите дьяволу, – прошипела она Амлену. – Отпустите меня, предатель! Вы не смеете прикасаться ко мне!

Алиенора вырвалась из его хватки и бросилась прочь из зала, где свершилось предательство. Она не помнила, как оказалась в своих покоях. Приказав опешившим камеристкам собирать вещи для немедленного возвращения в Пуатье, она сорвала с вешалки несколько платьев и бросила их на постель, чтобы служанки сложили и упаковали их. А потом вонзила в ладони ногти, чтобы привести себя в чувство.

Прибежала Изабелла, испуганная и со слезами на глазах.

– Госпожа, мне так жаль, я клянусь, что не знала!

– А если бы знала, рассказала бы? – Алиенора жгла графиню негодующим взглядом. – Вряд ли, ведь прежде всего ты верна не мне, а своему мужу, вероломному прихвостню Генриха! Уходи, пока я не разрушила те мосты, что еще остались между нами.

Изабелла кусала губы.

– Мне очень жаль, правда, так не должно было случиться. Я не виню вас за то, что вы прогоняете меня.