Зимняя корона

– Это чтобы тянуть повозки, – объяснил королеве Амлен. – Канцлер требует пять упряжек из двух коней и чтобы все лошади были одной масти и размера.

– Он не просит невозможного, всего лишь чуда, – язвительно заметил Джон Фицгилберт.

– Ты знаком с барышниками и знаешь, где искать, милорд маршал, – вступился за Томаса Генрих. – Я верю в тебя. Ты поставлял моей матери лошадей и в более сложных обстоятельствах, когда она воевала за корону.

Фицгилберт поклонился.

– Я все еще могу быть вам полезен, сир, – сказал он с едкой улыбкой.

Алиенора была лишь поверхностно знакома с Джоном Фицгилбертом. В былые дни в его обязанности входило снабжать войска лошадьми, но теперь он служил по налоговому ведомству, преимущественно в Вестминстерском казначействе. Иногда он бывал при дворе, но видной роли при новом правлении не играл. Левую половину его лица покрывали плотные рубцы от ожога, глазница была пустой – память о том страшном дне во время войны между императрицей Матильдой и королем Стефаном, когда Фицгилберт оказался запертым в горящем аббатстве. Правая сторона свидетельствовала, что до увечья он был весьма привлекательным мужчиной с волевым и выразительным лицом. Теперь ему под пятьдесят, в светлых волосах серебрилась седина, но он был все еще высок и статен и всем своим видом внушал людям уважение и, несмотря на изуродованную щеку, вызывал неизменный интерес у женщин. Генрих относился к нему как к старому боевому коню, которого следует держать в узде, но тем не менее высоко ценил его деловые качества.

Гарри указал пальцем на гнедого жеребца:

– Хочу покататься!

– Оп-па! – Сидящий на коне юноша наклонился и протянул руку. – Вы можете сесть вместе со мной, сир.

Амлен подсадил Гарри, и сын Фицгилберта бодро и уверенно подхватил принца и заботливо устроил его перед собой в седле.

– У Уильяма есть два младших брата, – пояснил маршал.

Пока взрослые беседовали, Уильям прокатил Гарри вокруг двора, пустив лошадь медленным шагом, затем передал ребенка няне и ловко спрыгнул с гнедого. Он нашел горбушку черствого хлеба, покормил коня с ладони, похлопывая его по шее. Алиеноре понравился отпрыск маршала: озорной и резвый мальчуган, но держится в рамках приличия.

Вдруг обезьянка, которую перед этим взял подержать Гарри, вскарабкалась по телу Уильяма вверх, вырвала у него из рук корку хлеба и уже собралась было улизнуть со своей добычей, но сын маршала оказался проворнее и схватил ее за цепь, удерживая воришку, хотя животное уже сунуло хлеб в рот.

– Нет. – Фицгилберт-старший нахмурился. – Предваряя твой вопрос: мы не заведем такую же у нас дома. Бог свидетель: мне хватает и ваших шалостей. Потом еще и ваша мать привяжется к ней, и тогда покоя мне не будет даже в собственной опочивальне.

Уильям приуныл и отдал обезьянку одному из слуг канцлера.

Королева и дамы собрали детей и вернулись на женскую половину замка, предоставив мужчин их делам. Бекетовский балаган, презрительно подумала Алиенора. Она взглянула на Гарри, который вприпрыжку шел рядом. Трудно представить, что он будет обручен в таком нежном возрасте с малюткой, еще лежащей в колыбели. Пока они повзрослеют, много воды утечет, но все же ей придется мириться с присутствием при дворе французской невестки, дочери ее бывшего мужа, единокровной сестры девочек, которых она родила от Людовика. Разве можно к этому притерпеться?

* * *

В назначенный день Томас Бекет выдвинулся из лондонского Тауэра со своей пышной кавалькадой и направился к Саутгемптонскому порту, где ждали шестьдесят шесть кораблей, готовых пересечь пролив.

Процессия была вдвое длиннее той, что сопровождала Генриха и Алиенору во время коронации. То событие произошло в середине зимы, теперь же стоял яркий солнечный апрель, природа нарядилась в свежее зеленое одеяние, легкий теплый ветер приподнимал края плащей и оборки вимплов. Телеги стучали и громыхали на дороге, увлекаемые совершенно одинаковыми гнедыми конями и нагруженные щедрыми дарами анжуйской империи.

Алиенора смотрела, как кавалькада проезжает мимо, и голова ее шла кругом, ибо она не в силах была постичь, к чему все это нарочитое великолепие. Конный поезд сопровождали толпы челяди, облаченной в наряды из дорогих тканей и мехов, которые обычно носит знать. Тут и там сверкали золото и серебро, драгоценные камни, складки шелка. Каким-то непостижимым образом Бекету удалось вышколить обезьян, и они важно восседали на спинах вьючных лошадей, как маленькие жокеи на Смитфилдской конной ярмарке.

– Боже ты мой, да он же разорил Англию, – сказала Алиенора мужу. – Выжал из королевства все мало-мальски ценное до последней капли.

– Но дело-то стоящее. – Генрих довольно фыркнул. – Да и вообще, к чему нам все эти побрякушки?

Алиенора поджала губы. Она бы не отказалась от драгоценностей и хороших материй, не говоря уже о паре грациозных скакунов.

– Это послужит Людовику доказательством моей искренности. Я бы не ввязался в сию авантюру, не будь настроен серьезно относительно предложенного брака. Все продумано: как только Томас произведет на французов нужное впечатление, тут же появлюсь я.