Зимняя луна (Ад в наследство)

– Вчера, на телеэкране… Я спросила Тоби, что это, – сказала Хитер. – Он не знал. Но он сказал… что ему это нравится.

Тоби прекратил печатать.

Цвета исчезли, затем внезапно насытились и перетекли в совершенно новые картинки и пятна.

– Нет, – сказал мальчик.

– Что «нет»? – спросил Джек.

– Не тебе. Я говорю… этому, – и к экрану: – Нет. Уходи.

Волны кисло-зеленого. Бутоны кроваво-красного расцвели в редких точках на экране, обратились в черные и снова стали красными, затем увяли, испарились, остался вязкий желтый гной.

Бесконечно мутирующий калейдоскоп усыплял Джека, когда он глядел на него слишком долго, и он понимал, как это может целиком захватить незрелый мозг восьмилетнего мальчика, загипнотизировать его.

Когда Тоби начал снова стучать по клавишам, цвета на экране пропали – затем они резко проявились снова, хотя уже в виде других пятен.

– Это язык, – тихо сказала Хитер.

Некоторое время Джек глядел на нее, не понимая.

Она сказала:

– Цвета, пятна. Это язык.

Он посмотрел на монитор:

– Как это может быть языком?

– Так, – настаивала она.

– Здесь нет повторяющихся образов, ничего, что может служить буквами, или словами.

– Я разговариваю, – подтвердил Тоби. Он нажал на клавишу. Как и раньше, пятна и цвета соответствовали по ритму с теми, которые он вводил в свою часть беседы.

– Чудовищно усложненный и выразительный язык, – сказала Хитер, – по сравнению с которым английский, и французский, и китайский просто первобытное уханье.

Тоби прекратил печатать, и ответ от другого собеседника был темный и крутящийся – чернота и зеленая желчь, с комками красного.

– Нет, – сказал мальчик экрану.

Цвета стали еще более строгими, ритм более яростным.

– Нет, – повторил Тоби.

Пенные, кипящие, спиральные красноты.

И в третий раз:

– Нет!

Джек спросил:

– На что ты говоришь «нет»?

– На то, что оно хочет, – ответил Тоби.

– Что оно хочет?

– Оно хочет, чтобы я его впустил, просто впустил.

– О Боже! – сказала Хитер, и снова потянулась к рубильнику выключателя.

Джек остановил ее руку, как и раньше. Ее пальцы были бледные и холодные.

– Что такое? – спросил он, хотя опасался, что уже понял. Слова «впустить это» встряхнули его почти так же сильно, как и пули Энсона Оливера.

– Прошлой ночью, – сказала Хитер, глядя в ужасе на экран, – во сне. – Может быть, его собственные руки похолодели. Или она почувствовала его дрожь. Но она сморгнула: – У тебя тоже был этот сон!

– Только что. Я проснулся от него.

– Дверь, – сказала она. – Оно хочет, чтобы ты нашел дверь в себе, открыл ее и впустил это. Джек, черт возьми, что здесь происходит, что за ад здесь творится?

Хотел бы знать! Или, может быть, не хотел. Был более испуган этим, чем кем-то другим, с кем он имел дело как полицейский. Он убил Энсона Оливера, но не знал, сможет ли как-то достать этого врага, не знал, сможет ли вообще найти его или увидеть.

– Нет, – сказал Тоби экрану.

Фальстаф завыл и забился в угол, напряженный и настороженный.

– Нет. Нет!

Джек нагнулся к сыну.

– Тоби, прямо сейчас ты можешь слышать и это, и меня, обоих?

– Да.

– Ты не целиком под его влиянием?

– Только чуть-чуть.

– Ты… где-то между?

– Между, – подтвердил мальчик.

– Ты помнишь, вчера, на кладбище?

– Да.

– Ты помнишь как оно… говорило через тебя?

– Да.

– Что? – спросила Хитер, удивляясь. – Что там, на кладбище?

На экране: волнистая чернота, разрываемая пузырями желтого, протекающая пятнами красного.

– Джек, – начала Хитер сердито, – ты говорил, что ничего не произошло, когда поднялся на кладбище. Объяснил, что Тоби просто грезил – просто стоял там и грезил.

Джек сказал Тоби:

– Но ты не помнил ничего о кладбище прямо после того, как все произошло?

– Нет.

– Что помнил? – потребовала Хитер. – Что, черт возьми, он должен был помнить?

– Тоби, – спросил Джек, – ты можешь вспомнить теперь, потому что ты снова под его влиянием, но только наполовину… ни там и ни здесь?

– Между, – сообщил мальчик.

– Расскажи мне, что оно тебе говорит, – сказал Джек.

– Джек, не надо, – попросила Хитер.

Она выглядела напуганной. Он знал, какие чувства она сейчас испытывает. Но добавил:

– Мы должны узнать об этом как можно больше.

– Зачем?

– Может быть, чтобы выжить.

Ему не потребовалось объяснять. Она поняла, что он имеет в виду: тоже пережила некоторую степень контакта во сне – враждебность этого, его нечеловеческую ярость.

Он попросил Тоби:

– Расскажи мне о нем.

– Что ты хочешь знать?

На экране: все пятна голубые, развернулись, как японский веер, но без резких складок, одно голубое на другом, друг сквозь друга.

– Откуда оно пришло, Тоби?

– Извне.

– Что ты имеешь в виду?

– Извне.

– Вне чего?

– Этого мира.

– Оно… не с Земли?

Хитер простонала:

– О Боже…

– Да, – подтвердил Тоби. – Нет.

– Так что же, Тоби?

– Не так просто. Не просто инопланетянин. – Да. И нет.

– Что оно делает здесь?

– Превращается.

– Превращается во что?

– Во все.

Джек потряс головой.

– Я не понимаю.

– Я тоже, – признался мальчик, его взор был прикован к калейдоскопу на мониторе компьютера.

Хитер стояла, прижав кулаки к груди.

Джек сказал:

– Тоби, вчера на кладбище, ты не был между, как сейчас.

– Ушел.

– Да, ты ушел на все время.

– Ушел.

– Я не мог достать тебя.