Зимняя луна (Ад в наследство)

Хитер сделала несколько глотков, чтобы оттянуть время.

– Ну, пойми. Бог просто не хочет давать тебе все ответы. Мы на земле для того, чтобы отыскать ответы самим, научиться и понять всё своими силами.

Хорошо. Очень хорошо. Она почувствовала скромную радость, как будто продержалась дольше, чем сама ожидала, в теннисном матче с игроками мирового класса.

– А ведь мыши не одни, на кого охотятся и кого убивают. На каждого зверя есть другой зверь, который хочет разорвать этого на куски. – Он поглядел в телевизор. – Смотри, там, похоже, собака хочет убить кошку.

Кошка, которая гналась за мышью, теперь в свою очередь убегала от свирепого бульдога в ошейнике.

Тоби снова взглянул на мать.

– Почему у каждого животного есть другое животное, которое он хочет убить? Кошки тоже перенаселят землю без естественных врагов?

Поезд Почемучки заехал в другой тупик. О да! Она может обсудить с ним концепцию первородного греха, рассказать ему, что мир был ясным царством мира и изобилия, пока Ева и Адам не лишились благодати и не привели смерть на Землю. Но все это, кажется, слишком тяжело для восьмилетки. Кроме того, она не уверена в том, что сама верит, хотя это было то объяснение существования зла, насилия и смерти, с которым ее воспитали.

К счастью, Тоби избавил ее от признания об отсутствии у нее толкового ответа.

– Если бы я был богом, я бы сделал только по одной маме, одному папе и одному ребенку каждому виду зверей. Ты понимаешь? Как одна мама – золотой ретривер, один папа – золотой ретривер и один щенок – золотой ретривер.

Он уже давно хотел золотого ретривера, но они все откладывали, потому что их пятикомнатный дом казался слишком маленьким для такой большой собаки.

– Никто не будет умирать или стареть, – сказал Тоби, продолжая описывать мир, который он бы сделал, – так что щенок всегда будет щенком, и никогда не будет больше одного на весь вид, и мир не перенаселят, и тогда никому не надо будет убивать кого-то другого.

Это, конечно, был тот самый рай, который, как предполагают, когда-то существовал.

– Я вообще бы не стал делать пчел, пауков или тараканов, или змей, произнес он, морщась от отвращения. – В них никогда не было смысла. Бог, должно быть, был тогда в дурном настроении.

Хитер рассмеялась. Она любила каждую черточку этого малыша.

– Ну, да. Он должен был быть чем-то расстроен, – настаивал Тоби, снова глянув на экран.

Он так похож на отца. У него прекрасные серо-голубые глаза Джека и его открытое простодушное лицо. Отцовский нос, но ее светлые волосы, и сын слегка маловат для своего возраста, так что, возможно, унаследовал больше физических черт от нее, чем от отца. Джек высокий и крепкий: Хитер худая, пяти футов четырех дюймов. Тоби, конечно же, был сыном их двоих, и иногда, как теперь, его существование казалось чудом. Он был живым символом ее любви к Джеку и любви Джека к ней, и если смерть – это та цена, которую нужно платить за чудо рождения нового существа, тогда, вероятно, сделка, заключенная в Эдеме не была такой уж несправедливой, как иногда кажется.

На экране кот Сильвестр пытался убить канарейку Твити, но, в отличие от настоящей жизни, крошечная птичка одерживала верх над шипящей зверюгой.

Зазвонил телефон.

Хитер отложила книгу на подлокотник кресла, скинула платок и встала. Тоби уже съел весь шербет, и она по пути на кухню взяла пустую вазу с его колен.

Телефон был на стене рядом с холодильником. Она поставила вазу на стол и подняла трубку.

– Алло?

– Хитер?

– Да, говорите.

– Это Лайл Кроуфорд.

Это был капитан из отдела Джека, которому он непосредственно подчинялся.

Может быть, из-за того, что Кроуфорд никогда не звонил ей раньше, или что-то было в его голосе, или, может быть, это только инстинкт жены полицейского, но она сразу же поняла, что случилось что-то ужасное. Сердце начало колотиться, и на секунду у нее перехватило дыхание. Затем внезапно она задышала часто, выдыхая одно и то же слово: «Нет, нет, нет».

Кроуфорд что-то говорил, но Хитер не могла заставить себя слушать его, как будто то, что случилось с Джеком на самом деле, не случится, если она откажется слушать жуткие факты, обращенные в слова.

Кто-то постучал в заднюю дверь.

Она обернулась, посмотрела. Через окно в двери она разглядела мужчину в промокшей от дождя форме. Луи Сильвермен, другой полицейский из отдела Джека, хороший друг уже восемь, девять лет, а может быть, дольше: у него было живое лицо и буйная рыжая шевелюра. Он был другом и потому пришел к задней двери, вместо того чтобы стучаться в переднюю. Не так официально, не так дьявольски холодно и ужасно, – о Боже, просто друг у задней двери с какими-то новостями!

Луи позвал ее. Имя, заглушенное стеклом. Он так печально его произнес.

– Подождите, подождите, – сказала она Лайлу Кроуфорду, отняла трубку от уха, и прижала ее к груди.

Она закрыла глаза тоже, так, чтобы не видеть лица бедного Луи, прижатого к стеклу двери. Такое грустное лицо, мокрое и серое. Он тоже любил Джека, бедный Луи.