– Какая фирма?
– Ролекс.
Так она и думала, хотя все равно не смогла сдержать своего изумления:
– Ролекс?
– Я не вру. Подарили на Рождество.
– Боже!
Он начал снимать их.
– Вот, возьми.
– Оставь их, – сказала Хитер презрительно.
– Нет, правда.
– Кто подарил их тебе?
– Предки. Они золотые. – Парень снял их и протянул ей, предлагая. – Камней нет, но все из золота, часы и ремешок.
– Вот как, – сказала она недоверчиво, пятнадцать тысяч баксов, двадцать тысяч?
– Что-то вроде, – сказал один из покалеченных. – Это не самая дорогая модель.
– Можешь взять их, – повторил хозяин часов.
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– Ты все еще ходишь в школу?
– Старший класс. Вот, возьми часы.
– Ты все еще ходишь в школу, и получаешь часы за пятнадцать тысяч на Рождество?
– Они твои.
Нагнувшись к съежившемуся трио, игнорируя боль в правой ноге, она нацелила «корт» на лицо парня с часами. Все трое снова закаменели от страха.
– Я могу вышибить тебе мозги, ты, испорченный ползунок, я точно могу, но я не собираюсь красть твои часы, даже если бы они стоили миллион. Надень их.
Золотые пластинки ремешка «Ролекс» щелкали, пока он нервно загонял его на запястье и нащупывал пряжку.
Хитер хотела знать, почему со всеми привилегиями и преимуществами, которые могли дать им их семьи, эти три парня с Беверли-Хиллз шныряют ночью вокруг с таким трудом заработанного дома полицейского, которого чуть не убили, когда он пытался сохранить ту самую социальную стабильность, которая позволяла ему иметь лишь достаточно еды, а им часы «Ролекс». Откуда их убожество, искаженные ценности, нигилизм? Его нельзя оправдать нищетой. Тогда кем или чем это можно оправдать?
– Покажите мне ваши бумажники, – сказала Хит резко.
Парни нащупали бумажники в задних карманах и протянули их ей. Они все время поглядывали и отводили взгляд от ее «корта». Дуло тридцать восьмого калибра казалось им жерлом пушки.
– Вынимайте все наличные.
Может быть, все дело в том, что они выросли в то время, когда масс-медиа атаковали всех сначала бесконечными пророчествами о ядерной войне, а потом, после падения Советского Союза, постоянными предупреждениями о быстро надвигающейся экологической катастрофе. Может быть, беспрестанные, профессионально сделанные сообщения о мраке и гибели в ближайшем будущем, которые подняли рейтинг «Новостей» Нильсена, убедили их, что у них нет ничего впереди. А у черных ребят еще хуже, потому что им твердят в добавление, что им никогда не справиться, что система против них, справедливости нет, нет даже смысла искать.
И может быть, с этим ничего нельзя поделать!
Она не знала, не была даже уверена, что ее это заботит. Ничего из того, что она может сказать или сделать, их не исправит и не переубедит.
Каждый парень держал наличные в одной руке, а бумажник в другой, ожидая чего-то с надеждой.
Хитер сначала решила не задавать этого вопроса, а потом передумала и все-таки спросила, сочтя, что так будет лучше:
– У кого-нибудь есть кредитные карточки?
Невероятно, но у двоих кредитки оказались. Парень, которого она загнала спиной к стене имел «Америкэн Экспресс» и «Виза-кард». У парня с «Ролексом» была «Мастер-кард».
Глядя на них, встречаясь с их встревоженными глазами в лунном свете, она находила утешение в уверенности, что большинство детей не похожи на этих троих. Большинство сражается за то, чтобы просуществовать в безнравственном обществе нравственным образом, и обычно вырастают в хороших людей. Может быть, даже эти ублюдки постепенно станут нормальными, один или двое из них, во всяком случае. Но сколько тех, кто потерял свой моральный компас в эти дни, не только среди тинэйджеров, но во всех возрастных группах? Десять процентов? Наверняка больше. Так много уличной преступности и преступности в белых воротничках, так много лжи мошенничества, жадности и зависти. Двадцать процентов? И какой процент может выдержать демократия, чтобы не погибнуть?
– Бросайте ваши бумажники на дорожку, – сказала она, указывая на место рядом с собой.
Они сделали, как она указала.
– Положите деньги и карточки в карманы.
Ошеломленные, они сделали и это.
– Мне не нужны ваши деньги. Я не преступная шваль, как вы.
Держа револьвер в правой руке, она собрала бумажники левой. Затем распрямилась и чуть отступила от них, не давая поблажек правой ноге, до тех пор пока не дошла до двери гаража.
Она не задала им ни одного вопроса из тех, что вертелись у нее в голове. Их ответы – если у них есть ответы – были бы очень витиеватыми и многословными. Хит терпеть не могла этой речистости! Современный мир скрипел, смазанный поверхностной ложью, маслянистыми увертками, ловкими самооправданиями.