Зимняя луна

Где зверек прятался в доме полдня, в то время пока я  просидел в кресле-качалке? Чем зверек занимался, пока я готовил ужин?

Эдуардо подошел к окну у раковины. Так как сегодня он ел раньше обычного, а летом солнце заходит поздно, то сумерки еще не наступили, и можно было ясно разглядеть наблюдателя. Тот был на заднем дворе, сидел на задних лапах, и присматривал за домом.

Осторожно обойдя бедное создание на полу, Эдуардо прошел в холл, отпер переднюю дверь и шагнул наружу, желая выяснить, караулит ли еще другой часовой. Зверь был не во дворе, где он оставил его, а на крыльце, рядом с дверью. Он лежал на боку, кровь натекла из того уха, которое было видно, она была на ноздрях, а глаза широко распахнулись и остекленели.

Эдуардо переключил внимание с енота на лес за лугом. Заходящее солнце, зависнув между двух горных пиков, бросало косые оранжевые лучи между стволов деревьев, но не могло разогнать непокорные тени.

Он вернулся на кухню и поглядел снова за окно, — енот на заднем дворе бешено носился по кругу,  скулил от боли, через несколько секунд, споткнувшись, упал, какое-то время лежал, вздымая бока, затем замер. Эдуардо поглядел вверх, мимо мертвого животного на луг, на каменный домик, в котором жил, когда был управляющим, на лес, его окружающий. Что-то было в лесу. 

Эдуардо не думал, что странное поведение енотов объясняется бешенством или вообще какой-то болезнью. Нечто… управляло ими. Может быть, средства, с помощью которых оно это делало, оказались настолько физически невыносимыми для животных, что привели к их внезапной, судорожной смерти?

А может быть, существо в лесу намеренно убило их, чтобы показать, насколько сильна его власть, продемонстрировать Эдуардо свою мощь и дать понять, что вполне может расправиться с ним так же легко, как оно погубило зверьков.

Он почувствовал, что за ним наблюдают — и не только глазами других енотов.

Голые вершины высоких гор можно было сравнить с волной из гранита. Оранжевое солнце медленно опускалось в это каменное море.

Все густеющая, как чернила, тьма поднималась над сосновыми ветками, но Эдуардо считал, что даже самая черная мгла в природе не может сравниться с мраком в сердце пришельца — если, конечно, у него вообще было сердце.

* * *

Хотя Эдуардо был убежден, что болезнь не играла никакой роли в поведении и не она довела до смерти енотов, он не мог быть совершенно уверенным в своем диагнозе, и поэтому предпринял кое-какие меры предосторожности, возясь с телами.

Повязал бандану на нос и рот и надел пару резиновых перчаток, не соприкасался прямо с тушками, а поднимал каждую лопатой с короткой ручкой и засовывал в большой пластиковый пакет для мусора. Закрутил и завязал узлом верх каждого пакета и положил их в багажник своего «Чероки» в гараже. Смыв водой из шланга небольшие пятна крови с парадного крыльца, извел несколько тряпок, чтобы оттереть лизолом пол на кухне. Бросил тряпки в ведро, содрал перчатки и швырнул их поверх тряпок, а ведро поставил на заднее крыльцо, чтобы разобраться с ним позже.

Также он положил в машину заряженный дробовик двенадцатого калибра и пистолет двадцать второго. Взял с собой видеокамеру, потому что не знал, когда точно она может понадобиться. Кроме того, находившаяся в ней лента содержала запись енота, разгуливавшего средь бела дня, а он не хотел потерять ее так же, как кассету, на которой он запечатлел светящийся лес и портал. Из тех же соображений захватил и блокнот, который содержал его рукописный отчет о недавних событиях.

К тому времени, когда он приготовился ехать в Иглз Руст, долгие сумерки сменились ночью. Ему не хотелось возвращаться в темный дом, хотя раньше он никогда не боялся этого. Поэтому включил свет в кухне и нижнем холле. Подумав еще немного, зажег лампы в гостиной и кабинете.

Он запер двери, вывел «Чероки» из гаража и решил, что дом недостаточно освещен. Вернулся в дом и включил еще пару ламп на втором этаже. Когда «Чероки» отправился по подъездной дороге на юг, то каждое окно на обоих этажах дома ярко сияло.

Просторы Монтаны казались еще более пустынными, чем когда-либо прежде, километр за километром, — с одной стороны черные холмы, с другой бесконечные равнины и крошечное соцветие огоньков неизвестного ему поселения, видное всегда на большом расстоянии.

Хотя луна еще не взошла, не думалось, что ее сияние сделает так, что ночь покажется менее ужасной и более приветливой. Чувство отчуждения, изоляции от мира людей, которое овладело им, вызывалось его внутренним состоянием а не природой Монтаны.

Он был вдовцом, бездетным, и в последнее десятилетие своей жизни был отделен от своих приятелей и приятельниц возрастом, судьбой и своими склонностями. Ему никогда никто не был нужен, кроме Маргариты и Томми. Потеряв их, он смирился с тем, что придется жить по-монашески, и был уверен, что сможет выдержать, не поддавшись скуке и отчаянию. До недавнего времени это удавалось достаточно успешно. Однако теперь ему захотелось завести друзей, хотя бы одного, и не оставаться столь преданным своему отшельничеству.