Зимняя мантия

– Чаще я не замечаю. – Это было и правдой, и ложью одновременно. Симон никогда не забывал о своей ноге. Он решил, что не будет ничем отличаться от остальных, но путь, который для других был прям, давался ему с трудом. Порой его переполняли горечь и обида, но он научился держать себя в руках. Чтобы сменить тему, он рассказал Уолтефу о своей встрече с людьми шерифа.

Уолтеф помрачнел.

– Шерифы моих земель для меня – как шипы в заднице. Почему король ставит на эти должности таких шакалов, выше моего понимания.

Симон нахмурился. Он припомнил, как собирал кубки в зале в Руане в тот день, когда впервые приехали английские заложники, состязание на руках, в котором победил Уолтеф.

– Шерифом здесь Пико де Сай? – спросил он.

– В Кембридже, – оскалился Уолтеф. – И он хуже всех, хотя они все одного поля ягода. Они грабят людей и наказывают их за малейшие огрехи. Ко мне они относятся с презрением, будто и не я здесь хозяин.

– Почему вы не поговорите с королем?

Уолтеф покачал головой.

– Я начинаю думать, что Вильгельм прекрасно знает, как ведут себя его шерифы, и он специально посылает ко мне таких людей.

– Я при дворе ничего такого не слышал, – нахмурился Симон.

– Это естественно. Тебе не могут быть известны все секреты жизни короля.

Симон не знал, как реагировать. При дворе никто открыто не говорил того, о чем думал.

– Мне кажется, король рад иметь вас в качестве племянника, – дипломатично заметил он.

Уолтеф мрачно усмехнулся.

– Он рад иметь меня там, где ему хочется.

От необходимости отвечать Симона спасла подошедшая Сибилла. На руках она держала крошечного ребенка.

– Симон! – Она поцеловала его в щеку. – Боже, мальчик, да ты уже выше меня!

– А вы, кажется, обзавелись малышом, – улыбнулся Симон, нервно вглядываясь в розовое личико в пеленках.

– Это – моя дочь Элисанд, – гордо заявила Сибилла. – Она родилась в День святого Винифреда.

Симон пробормотал поздравления. Прямо спросить, есть ли у Сибиллы муж, он постеснялся. В прошлом она была довольно любвеобильна, и Симон мог назвать с десяток кандидатов в отцы ее ребенка. Кроме того, он очень боялся младенцев. Эти такие с виду невинные создания умели издавать устрашающие звуки и еще более устрашающий запах.

– Элисанд – моя крестная, – сообщил Уолтеф. – Сибилла в прошлом году вышла замуж за Токи.

– Мои поздравления, – снова пробормотал Симон. Сибилла лебедем выгнула шею.

– Теперь я примерная жена, – гордо заявила она. – У меня отличный муж, дитя в колыбели и госпожа, которая вот-вот сама родит. – Она хмыкнула. – Больше уже не пошалишь!

– Они с Токи очень счастливы, – сообщил Уолтеф, когда Сибилла ушла, как о чем-то недоступном для себя самого. Но Симон не обратил на это особого внимания, поскольку в четырнадцать лет он слабо разбирался в таких вопросах. К тому же он только что расслышал гонг – сигнал к ужину, а он успел ужасно проголодаться.

Этот августовский день выдался душным. На женской половине в доме Уолтефа в Нортгемптоне все окна были открыты, чтобы роженице легче было освободиться от бремени.

Схватки у Джудит начались накануне вечером. Теперь уже взошло солнце, а она все еще не родила.

Даже в самых страшных своих кошмарах Джудит не предполагала, сколько страданий и унижений связано с родами. Наверняка грешники в аду страдают меньше. Боль все нарастала и стала совершенно невыносимой. Воды уже два часа как отошли, залив все вокруг.

– Теперь уже скоро, миледи, – утешала ее одна из повитух, поднося к ее губам чашу воды с медом.

Джудит судорожно сжала чашу – ее оглушил новый приступ боли. Она сжала зубы, чтобы не закричать.

– Не надо сдерживаться, миледи, – посоветовала повитуха и вытерла потный лоб Джудит салфеткой, смоченной в воде с лавандой. – Покричите.

Боль немного отпустила. Джудит хотелось плакать, но она не могла себе такого позволить при посторонних. Тем более в присутствии матери, которая за всем надзирала, не переставая напоминать ей, что она племянница короля и жена графа, поэтому ей не пристало орать, как простолюдинке.

При следующей схватке ее тело словно сжали щипцами. Она воззвала к святой Маргарет. Хорошо хоть это разрешалось.

– Вот так, милая, – приговаривала повитуха. – При следующей схватке начинайте тужиться. Ребенок будет в наших руках раньше, чем зайдет солнце.

Услышав это, Джудит вонзила ногти в ладони и с трудом сдержала рыдание. Она не знала, сколько еще сможет выдержать.

– Вы замечательно справляетесь, миледи, – улыбнулась повитуха. – Ребенок крупный и сильный.

– Не слишком большой? – ревниво спросила Аделаида.

– Нет, миледи, – поспешила утешить ее повитуха. – У вашей дочери широкие бедра, но выбраться ему пока трудно.

– Ха, – хмыкнула Аделаида, – верно, ленивый, как и его папаша.

Несмотря на слова матери, Джудит почувствовала удовлетворение. Здоровый мальчик, подумала она. Наследник Хантингдона и Нортгемптона. Его назовут Вильгельмом в честь дяди. Уолтеф, возможно, захочет дать ему имя Сивард, но мужа здесь нет, так что решать будет она.

Прошло, однако, довольно много времени, прежде чем показалась головка ребенка.