Зимняя мантия

– Так уж устроен мир, – заметил отец, и когда Симон вглянул ему в лицо, то увидел на нем печаль и усталость.

– Значит, вы отдадите ему Джудит? – спросил Юдо Шампанский, потирая большим пальцем ямочку на подбородке. Мысль о появлении в семье графа точила его, особенно после рождения сына. У него самого почти не было земель, потому что, хотя он и был сыном графа Шампанского, жил в изгнании на подачки своего шурина.

– Я над этим думаю, – ответил Вильгельм, снова наклонившись над картой. – Он молод и подвержен влиянию. Если мне удастся привязать его к себе, все будет хорошо.

– А раньше вы не соглашались.

Вильгельм пожал плечами.

– Он просил этого, когда я и так дал ему больше, чем другим англичанам. Он, как ребенок, хотел еще одну конфетку…

– И вспыхнул гневом, когда вы ему отказали, – ухмыльнулся Робер Мортейнский.

Вильгельм мрачно взглянул на своего сводного брата.

– Возможно, это была лишь одна из причин его бунта. К тому же я не верю, что его желание жениться на Джудит вызвано тщеславными побуждениями.

Мортейн хмыкнул:

– Нельзя полагаться на человека, которым управляет похоть.

– Возможно, – кивнул Вильгельм, – а может, и нет. Я привязываю к себе людей тем, что имеется под рукой. Джудит уже достигла брачного возраста, а Уолтеф хочет обладать ею, а не только ее положением. У нее сильная воля, это компенсирует его слабость, и крепкие семейные связи. Я отказал ему раньше, но было бы глупо не подумать об этом сейчас.

– И опасно, – добавил Мортейн.

– Не менее опасно, чем отпустить его без поводьев.

– Зачем вообще его отпускать? – вставил Юдо. – Почему просто не конфисковать его земли и не передать их кому-нибудь другому?

Вильгельм строго взглянул на него, заставив Юдо задержать дыхание и испугаться: не проявил ли он избыточного рвения?

– Это только вызовет новые волнения, нам это ни к чему. Моя цель – Честер и подчинение последних сторонников Годвинссона. Я не хочу гоняться за собственным хвостом в Хантингдоне, и мне нужно ваше присутствие здесь, Юдо. Оказав небольшую милость, я получу мир с Уолтефом. У него богатые земли. Джудит станет графиней, а вы свекром Уолтефа. Я не могу вам просто отдать Хантингдон. Надеюсь, вы понимаете.

Юдо сдержанно кивнул, скрывая свое разочарование. Он и не рассчитывал, что Вильгельм отдаст ему Хантингдон, но не мешало бы подбросить ему эту идею.

Глава 11

Канн, Нормандия, осень 1070 года

Джудит сидела около окна, свет падал на подол красной туники, которую она вышивала в качестве рождественского подарка для дяди Вильгельма от его жены. Поскольку Матильда руководила всеми делами в Нормандии во время отсутствия своего мужа, времени вышивать у нее не было, так что занимались этим другие женщины при дворе.

Час назад прибыл посыльный, сейчас он рассказывал королеве в ее покоях все новости. За последний год в Англии было несколько восстаний. Ее дядя расправился с восставшими как с надоедливыми мухами. Наиболее серьезным был бунт на севере как раз в то время, когда родился ее брат. Среди предводителей этого бунта был Уолтеф. Она уже готовилась услышать, что он пал в битве, но вместо этого узнала, что он сдался Вильгельму и был прощен.

Вместе с королевой она и мать вернулись в Нормандию. Как выяснилось, Уолтеф не покидал своих владений, пока Англию потрясали новые восстания. Агата, узнав о гибели Эдвина Мерсийского, была безутешна. Его брат Моркар был схвачен и брошен в темницу. Уолтеф же остался на свободе.

Иногда за вышиванием она думала о нем: чем он занимается, как у него дела. Остался ли он таким же? Нашел ли себе жену-англичанку или все еще холост? Она молилась вместе с Агатой за душу Эдвина Мерсийского и стыдилась признаться даже самой себе, что испытывала радость. Теперь, когда Эдвин уже не претендовал на нормандскую невесту, шанс мог появиться у Уолтефа.

Мысль об этом ее беспокоила. Внезапно вышивание, которое она обычно любила, показалось ей делом нудным. Отложив иголку, она встала и подошла к окну. День выдался серым и холодным. В самом освещенном месте комнаты стояла колыбель с ее маленьким сводным братом Стефаном. Он унаследовал у Юдо подбородок с ямочкой и голубые глаза, и все женщины постоянно умильно сюсюкали над ним, все, кроме Джудит. За одиннадцать месяцев после его рождения стало очевидно, насколько больше Аделаида ценит его, чем своих дочерей.

Зазвенели кольца дверной занавеси, и решительными шагами вошла Аделаида. Она тяжело дышала, ее руки были так крепко сжаты в кулаки, что побелели костяшки пальцев.

– Хватит мечтать, – сказала она резким голосом, напомнившим Джудит голос Вильгельма. – Есть новости из Англии, и твоя тетя Матильда желает тебя видеть.

Сердце Джудит забилось сильнее.

– Зачем? – спросила она оборачиваясь.

– Она сама тебе скажет, – недовольно ответила Аделаида. – Я всего лишь твоя мать. Мое слово, по-видимому, ничего не значит.