Зимняя ночь

Но стоило девушке взять в руки перо, как мысли разбежались. Она не знала, с чего начать. В последнем письме Халида писала, ничего не скрывая: "... Джейран, вчера получила от тебя письмо и успокоилась. Как я была рада! Мне все казалось, что я совершаю какое-то большое преступление. Конечно, между мной и Надиром ничего серьезного не было. Но что скрывать? Я хорошо понимала, что творится у меня в сердце. Несколько раз перечитывала твое письмо в том месте, где ты пишешь о курчавом красивом парне. Вечером пошла в клуб. Надир был там. Короче говоря, увидев, что у меня хорошее настроение, он осмелел, читал стихи из "Ромео и Джульетты"... и все наизусть. Ах, какие слова! Не знаю, чем все это кончится... Но, Джейран, Надир тоже неплохой парень..."

Письмо было, на восьми страницах. Джейран перечла его еще раз, собралась с мыслями и принялась изливать свою душу в письме к подруге.

Рахман сидел в галерее у окна, не спукая глаз с калитки. Третий день Адиль не приходил домой. Отец извелся: "Где мальчик? Что с ним? У кого ночует?" Стоило кому-нибудь позвонить с улицы, как он сломя голову бежал к воротам в надежде увидеть сына. НоАдиль не появлялся. Обвинить Дилефруз, скандалить с ней Рахман боялся. По ночам его одолевала бессонница. "Ах, какая неприятность! - думал он. - Зачем только справлял этот день рождения?"

Назавтра Рахману предстояла очередная поездка а Москву. Целую неделю его не будет дома. Как ему хотелось до отъезда узнать что-нибудь о сыне, успокоиться!

Дилефруз понимала состояние мужа и злилась. Она то и дело входила в галерею, хлопала дверью или сладким голоском подзывала Мамеда и начинала его нарочито громко ласкать.

Вдруг раздался звонок. Рахман кинулся к воротам.

Это был Адиль.

- Адиль... Ты пришел?.. Спасибо, сынок...

У отца от радости задрожали губы.

- Да, пришел, но сейчас опять уйду! - холодно ответил юноша.

- Подумай, что ты говоришь, сынок?! Можно ли бросать родного отца? Перестань упрямиться, пожалей меня.

- Я могу остаться, отец, но тогда должна уйти Дилефруз. Наверно, это тебя не устроит! - Адиль поднялся по лестнице и прошел в свою комнату.

Внезапное появление Адиля испугало Дилефруз. Она, как ужаленная, вскочила с тахты и закричала:

- Рахман!

Рахман сделался неожиданно смелым:

- Ну, какого тeбe черта?! Опять термометр? Во всем виновата ты, бессовестная.

Адиль не узнал своей комнаты. Книги валялись на полу, в столе было все перерыто, бумаги разбросаны. На чернильном приборе лежали игрушки Мамеда.

Глобус, подарок пионерской дружины, когда Адиль еще учился в пятом классе, валялся посреди комнаты. Очевидно, Мамед использовал его вместо мяча. Цветы, которые юноша регулярно поливал, пожелтели, поблекли. На его кровати спал Мамед.

Адиль быстро уложил в чемодан необходимые книги, портрет матери, кое-какую одежду, взял тару, в последний раз обвел взглядом комнату и вышел.

Отец, раскинув в стороны руки, преградил дорогу.

- Не уходи, сынок! Умоляю тебя, не уходи! Послушай меня...

- Нет, отец, поздно... - Адиль внимательно присмотрелся к отцу. Только сейчас он заметил, как тот постарел. - Прощай. Мне пора...

- Куда ты, сынок? Не скрывай от отца!

- В Москву!..

У Дилефруз, которая жадно ловила каждое слово, радостно забилось сердце.

- Сынок, человек не должен бросать отчий дом. Не плюй в колодец, пригодится...

Рахман затряс головой, хотел что-то сказать, но не смог. А взгляд его кричал: "Сынок, на кого ты меня оставляешь? Куда уходишь?"

Адиль поднял чемодан и направился к выходу.

- Сьнок, а деньги на билет, на дорогу?

- И билет у меня есть, и деньги на дорогу.

- Поедем завтра, вместе...

- Нет, отец, я должен ехать сегодня. Счастливо оставаться.

На пороге Адиль обернулся и добавил, кивнув головой на дверь:

- Постарайся, чтобы эта фурия хоть тебя не выжила из дома.

Дилефруз с горящими глазами выскочила в галерею, но рта открыть не посмела. Лицо Адиля показалось ей очень страшным.

ОГНИ СТОЛИЦЫ

Когда я сам впервые приехал вечером в этот залитый огнями город, мне, как и Адилю, показалось, что я вижу волшебный сон. До поздней ночи ходил я по улицам столицы, ноги мои уже начали ныть от усталости, а мне все еще не верилось, что я в Москве. Кремлевские куранты были совсем рядом, я слышал их родной голос, а мне все не верилось, что я в Москве. По широким улицам мимо меня проносились потоки легковых машин, а мне по-прежнему не верилось, что я в Москве. Я вдыхал свежий прохладный воздух ночных бульваров - и все никак не мог поверить, что я в Москве. Не мог поверить, что это не сон, а явъ, большое счастье, которое будет длиться и завтра, и послезавтра, и все последующие дни.

В тот день отмечали день Военно-Морского Флота. Широкая улица Горького была запружена народом. Я дошел до Охотного ряда. Кремлевские куранты пробили восемь. Раздались орудийные залпы. К небу взметнулись фонтаны разноцветных огней. Потом еще залп, за ним еще, еще...