Вид у Индии был такой, словно Сид влепил ей пощечину. Вилка выпала из рук Индии. Сид уставился на тарелку, где еще было полным-полно пюре, а в остывшей подливке плавали недоеденные колбаски, а затем схватил тарелку и швырнул в камин.
– Вы, никак, окончательно спятили? – зашипела Индия.
– По-прежнему голодны? – спросил он.
– Представьте себе! А вы только что угробили…
– Устали?
– Да, но я не понимаю…
– Рана болит?
– Меньше, но болит.
– Отлично! Добро пожаловать в жизнь рабочего класса. А теперь вставайте.
– Что? Почему? Куда мы пойдем?
– Знакомиться с вашими пациентами. – Сид бросил на стол несколько монет и взял Индию за руку, заставив встать. – Идемте… доктор.
Едва очутившись на улице, Индия резко вырвала руку:
– Я никуда с вами не пойду. Знакомства с пациентами мне и так хватает. У Гиффорда. И в больнице.
– А у них дома вы бывали?
– Естественно! Где, по-вашему, я принимала роды?
Сид пренебрежительно усмехнулся:
– Бьюсь об заклад, перед вашим приходом они отскребали свои комнатенки. Беременные женщины ползали на четвереньках, морщились от схваток и драили полы, зная, что вы придете. Моя ма так делала. И все остальные матери. Не хотели, чтобы врачи и акушерки думали, будто они неряхи и не прибираются в доме. А я покажу вам кое-что другое…
– Мне не требуется указаний о том, как я должна выполнять свою работу. Тем более от вас.
Индия повернулась лицом к проезжей части и подняла руку, надеясь поймать кеб.
– И насчет каши вы ошибаетесь. Жутко ошибаетесь, – сказал Сид, идя за ней.
– Счастливо оставаться, мистер Мэлоун.
– Вы говорили, что ваши пациенты должны есть кашу. Чушь полнейшая!
Забыв про кеб, Индия двинулась к Сиду. Ее глаза метали молнии.
– Нет! Я говорю чистую правду. Если бы я сумела убедить своих пациентов есть на завтрак кашу с молоком, а не хлеб с чаем, как они привыкли, половина лондонских больниц опустела бы.
На ее сердитые слова Сид ответил своими, в которых было не меньше злости:
– А вам известно, что бедные женщины не могут готовить кашу? Почему? Да потому, что многие живут там, где даже плохонькой плиты нет. Не знали? Откуда вам знать? Ваша голова набита вычитанными знаниями о бедняках. Вы любите поговорить о них. Наверное, вы говорите с ними у Гиффорда и в палатах больницы. Или в отмытых комнатах. А в их привычной обстановке вы с ними говорили хоть раз? Сомневаюсь, иначе вы бы знали особенности их быта. И потом, чтобы сварить кашу, нужно сжечь уголь, а уголь стоит денег. Но даже те, кому хватает на уголь, не станут есть кашу. Принесите ее в любой уайтчепельский дом, и вашу полезную еду выбросят за окно. Овсянка, за которую вы ратуете, слишком похожа на баланду, которой кормят в тюрягах. Вас когда-нибудь отправляли в работный дом? У вас отбирали детей? А последние крохи человеческого достоинства? Вам бы захотелось добровольно есть то, что заставляют есть там?
Индия не ответила. Она лихорадочно сигналила приближающемуся кебу.
– А-а, твою мать! Чего это я понапрасну слова трачу?
Сид порылся в карманах, достал деньги и вложил Индии в руку:
– На кеб. Та-ра. – Он отошел на несколько шагов, потом вдруг повернулся. – Хотите стать великой? – (Ответа не было.) – Индия, я вас спрашиваю! – (Она молчала.) – Вы хороший врач. А хотите стать великим?
Индия медленно опустила руку и повернулась к нему:
– Сначала скажите зачем?
– Что зачем?
– Зачем вдруг решили устроить мне какой-то нелепый поход по домам бедняков? Можно же банки грабить, сейфы вскрывать или чем еще вы занимаетесь по вечерам?
– Потому что плохой человек хочет сделать добро, – повторил он слова Эллы, подслушанные в больнице.
Индия ошеломленно открыла рот, но быстро справилась с собой.
– Во-первых, подслушивать – недостойное занятие. А во-вторых, насмешки неуместны.
– Я говорю с полной серьезностью. Вы им нужны.
– Кому им?
– Им, – повторил он, раскинув руки. – Всем этим бедным гребаным человечкам, пытающимся выжить в своем бедном гребаном мире.
– Вас сегодня так и тянет на сквернословие. А знаете почему? – Она прищурилась. – Думаю, вы просто пьяны.
– Хотел бы. Но я трезв. Так вы едете?
– Сначала скажите, почему вам это так важно.
Сид умолк, а когда заговорил снова, его голос был совсем тихим.
– Потому что когда-то у меня в Уайтчепеле была семья. Ма. Брат. Две сестры. Младшей было несколько месяцев. Она заболела. Воспаление легких. Мы тратили все деньги, пытаясь ее вылечить. Однажды у сестренки случился приступ. Ма схватила ее и понесла к врачу. Час был совсем поздний. На улице темень. В ту ночь мою ма убили. У самой двери. Она едва успела выйти за порог.
– Боже мой, – прошептала Индия.
– Они выжимали из нас деньги… так называемые доктора… и ничего не делали. Ничего. Только стыдили мою ма за плохую заботу о ребенке. Говорили, что она плохо кормит малышку, не пытается уберечь от сырости. Представляете? Уберечь от сырости? В долбаном Лондоне? – Он тряхнул головой. – Будь у нас достойное жилье, куда мы могли бы переселиться, все сложилось бы по-другому. Для малышки. Для всех нас.
– И для вас, – тихо сказала Индия; Сид отвернулся; Индия смотрела на него, потом спросила: – Кто вы, Сид?