Зимняя роза

Перелезать через гребень на высоте пятнадцать тысяч футов, да еще с грузом на спине, было изматывающим занятием. Каждый шаг забирал у Шейми все силы. Приходилось делать паузу, напрягать легкие, чтобы загнать туда воздух, напрягать мышцы и только тогда делать следующий шаг. Одолев гребень, Шейми вновь был вынужден сделать перерыв, собираясь с силами. Наконец они добрались до верхней части лощины. Склон там был более пологим. Снег и полосы льда сменились скалами. Обрадовавшись, Шейми прибавил шагу, торопясь поскорее донести Уиллу до лагеря. Поспешность стала его ошибкой. Он поскользнулся на осыпи и, не удержавшись, упал. Что еще хуже, Уилла ударилась поврежденной ногой и от чудовищной боли потеряла сознание. Шейми поднялся и, ругая себя, теперь уже побрел в лагерь.

До палатки они добрались лишь под вечер. Шейми положил Уиллу на раскладушку, развел огонь и стал промывать ей раны. У нее была глубокая рана на лбу и еще одна на ладони. Остальные не представляли опасности. Шейми промыл их талой водой, а затем и виски из фляжки. Он знал, как сильно это жжет. Уилла стерпела.

– Как нога? – дрожащим от боли голосом спросила она.

– Сейчас посмотрю.

Достав складной нож, Шейми разрезал брючину. Он знал, что Уилла следит за каждым его движением, и потому старался сохранять бесстрастное выражение лица. Ему пришлось попотеть. Зазубренные концы сломанной кости, выпирающие из-под кожи, – такое он видел впервые. Шейми не знал, как ему быть. Может, попытаться вправить их обратно и соединить? Эту идею он тут же отбросил. Как бы он ни старался, у него ничего не получится. Уилле требовался хирург. Мысль разделить их он тоже отбросил. Само прикосновение к покалеченной ноге вызовет жуткую боль. Наконец Шейми решил спрыснуть обломки виски.

– Будет больно, – предупредил он Уиллу.

Она кивнула и замерла. Шейми плеснул немного виски в рану.

Когда к Уилле вернулась способность говорить, она спросила:

– Неужели так безнадежно?

– Не знаю. Я же не врач. Если сумеем найти врача, он вправит кости, и тогда появится шанс на выздоровление.

Эти слова Уилла встретила горькой усмешкой.

– До Момбасы сто пятьдесят миль и примерно столько же до Найроби. Есть из чего выбирать, поскольку мне все равно туда не добраться.

– Доберешься.

– Каким образом, Шейми? Я не могу идти, а ты не можешь меня нести. Особенно до Момбасы.

– Я спущусь к нижнему лагерю и приведу сюда носильщиков.

Эта мысль появилась у Шейми по дороге сюда, и с каждым шагом он убеждался в ее правильности.

– Носильщики с тобой не пойдут. Они боятся.

– Пойдут. Я предложу им все наше снаряжение. Компасы, бинокли, палатки. Словом, все. Они позарятся. Это же можно продать за ощутимые деньги. В обмен я потребую от них сделать примитивные носилки. Мы положим тебя на них и понесем по очереди. Когда одни устанут, другие их сменят.

– И вы что же, понесете меня так до самой Момбасы?

– Нет. Только до Вои. Там мы погрузим тебя в поезд и поедем в Момбасу.

Шейми соорудил нехитрый обед, накормив Уиллу затвердевшим сыром и открыв банку сардин. Потом наполнил ее фляжку талой водой, поставил возле кровати вместе с фонарем и накрыл Уиллу двумя спальными мешками.

– Завтра я вернусь, – пообещал Шейми, прикрепляя себе на грудь вторую фляжку.

– Шейми, если что-то случится…

– Уилла, ничего не случится. Ничего.

– Но если случится… знай… я люблю тебя.

Шейми по глазам видел: ей страшно, хотя Уилла и старалась это скрыть. Он встал на колени перед постелью, взял Уиллу за руки:

– Я тоже тебя люблю. И об этом мы будем говорить всю оставшуюся жизнь. Обещаю. Ты веришь мне?

– Да.

– Вот и хорошо. А теперь отдыхай. Тебе нужно набраться сил перед дорогой.

Уилла молча кивнула. Шейми поцеловал ее и ушел. Было почти семь часов вечера, и он решил пройти как можно больше до наступления темноты. Он то шел, то бежал вниз по склону. Взошла почти полная луна, ярко освещая путь. Шейми двигался налегке. Ни снег, ни лед не затрудняли ему путь. Экспедиция в Антарктику существенно улучшила его способность ориентироваться. Он шел по звездам, держа курс на юго-юго-запад, и всего несколько раз остановился, проверяя направление по компасу.

Прошагав более восьми часов, в четвертом часу утра он приблизился к месту лагеря туземцев. Тишина его не удивила – в такое время все спали. Но он рассчитывал увидеть огонь костра и почувствовать запах дыма. И потом, ночью в лагере всегда кто-нибудь дежурил. Тепили и его люди спали чутко, будучи всегда настроенными на звуки ночи.

Запах он почувствовал, но не дыма. Настолько сильный и зловонный, что его стошнило. То был запах смерти, гниющих человеческих тел. Вытащив носовой платок, Шейми зажал нос и рот. Вид лагеря его ужаснул.

Брезент палатки был располосован. На земле валялся перевернутый чемодан. Все ящики и коробки были смяты или раздавлены, а сам лагерь практически разгромлен.

– Тепили! – позвал Шейми. – Тепили, ты здесь?

Ответом ему было глухое, угрожающее рычание. Шейми повернулся вправо. Над человеческими останками стоял леопард с оскаленной пастью. Кости, которые глодал зверь, и его клыки слабо поблескивали под лунным светом.