Зимняя сказка

– Удивительно, что вы вспомнили о паутине. Ну что ж, в скором времени вы увидите ее воочию. – Он поднялся во весь свой огромный рост и испытующе посмотрел на репортеров. – Против нее не устоит никакая сталь.

На этом интервью можно было считать оконченным.

Часть IV Золотой век

Очень краткая история облаков

Задолго до начала первого тысячелетия, когда острова и берега залива все еще оставались безлюдными, огромная облачная стена, пришедшая с моря, попыталась завладеть окрестными лесами, полями и холмами. Причиною тому была необычайно красивая осень, поразившая облако чистотой своих красок. Забрать их с собой облаку, конечно же, не удалось – и луга, и леса, и холмы остались на прежнем месте.

Повзрослев и поняв, что путь в новый мир проходит через человеческое сердце, облако вернулось к тем же берегам, возле которых вырос целый лес мачт и парусов. Люди, жившие на узких улочках города, порой вели себя удивительно благородно, а машины в то далекое время были еще слишком молоды и наивны, и потому никто не мог добраться на них до неба.

В эпоху джаза, когда сталь завладела едва ли не всем миром, облачная стена. набросилась на город подобно разъяренному льву, однако и на сей раз ей не удалось сдвинуть его с места.

Только в начале третьего тысячелетия, приход которого ознаменовался необычайно холодными зимами, заставившими людей вспомнить о ледниковом периоде, стене удалось подняться ввысь и увидеть совсем иной мир, чей золотистый свет отражался в водах рек и заливов. Именно в эту студеную пору в мире появился человек, рождения которого облако ожидало все эти долгие годы.

Мост Бэттери

Питер Лейк то и дело напряженно прислушивался к шуму машин, в котором ему чудились голоса из будущего. Он мог подолгу стоять перед ними, подобно альпинисту, покорившему неприступный пик. Их стук, скрип и пение уводили его в какие-то иные миры с их собственными образами и звуками. Из тьмы на него смотрели круглые, красные, словно рубины, глаза ягуаров, над бескрайними, погруженными в тень лугами кружили, потряхивая гривами, невесомые существа, сотканные из неяркого света.

Для того чтобы перенестись в иной мир, ему достаточно было увидеть кружащийся маховик или услышать постукивание регулятора хода. Над ним все время надо было стоять, пока он настраивал машину, иначе, закончив работу и запустив механизм в действие, он против воли впадал в странное оцепенение. В такие минуты он походил на заводной манекен, который следовало протереть масляной тряпкой и толчком привести в движение. В разговорах с механиками он был безукоризненно точен. «Принеси гаечный ключ на шесть», – говорил он своему подмастерью. Тот исчезал в бесконечных проходах, заставленных красными ящиками с инструментами, а когда возвращался, находил своего наставника неподвижно застывшим над наполовину разобранным мотором со снятым кожухом.

Механики всегда слыли редкостными чудаками, однако всем им было далеко до Питера Лейка, который оставался чужаком даже в их обществе. Его попытки установить дружеские отношения со своими напарниками выглядели крайне нелепо, поскольку он походил на них не больше, чем носорог на корову. Механики нередко собирались за столом, в центре которого ставилась большая стеклянная бадья с пивом. Он мог присоединиться к ним, с деланной живостью участвуя в их разговорах, но стоило ему вспомнить что-нибудь вроде постукивания натяжного устройства приводного ремня, как он тут же забывал обо всем на свете и вновь погружался в глубокий транс.

Вначале они обращались к нему только на «ты», поскольку он отказывался откликаться на любые прозвища, надеясь, что со временем ему все-таки удастся вспомнить свое настоящее имя. Чеки ему выписывались на предъявителя, и так он значился в платежных ведомостях сотрудников «Сан» – как «главный механик господин Предъявитель». Все связанное с ним было окружено ореолом таинственности, однако более всего механиков поражало в нем превосходное знание никому не ведомой допотопной техники, стоявшей в машинном зале. Их немало интересовало и то, что он поделывает в свободное от работы время. Однажды они даже отправили следить за ним длинноволосого юного подмастерья, вернувшегося только через два дня.

– Странный он какой-то, – сказал подмастерье.

– К каком смысле? – стали допытываться механики.

– Во всех сразу. Объяснить это невозможно.

– Говори поконкретней.

– Не понял?

– Говори, что ты видел!

– Он все время куда-то смотрит.

– Смотрит? Куда он может смотреть?

– Можно подумать, вы никуда не смотрите.

– Я?!

– Не только. Я говорю обо всех людях.

– Это все, что ты хотел нам сказать?

– Нет. Он рассматривает и ощупывает руками стены, камни и ограды. Он что-то ишет на крышах. Он разговаривает со столбами и пожарными лестницами.

– И что же он говорит?