Зимняя сказка

Хардести наблюдал за плывущими над городом тучами. С пятидесятого этажа отеля Сан-Франциско, город его детства, был виден как на ладони. Он видел отсюда и свой старый, белый словно снег дом с маленькой башенкой, что возвышался над поросшими лесом Президио-Хайтс. Туман, наползавший на город со стороны моря, вскоре затянул все низины, и дом вместе с верхушкой холма повис в воздухе меж небом и землей. Ему вспомнилось, как они с отцом, сидя за длинным столом, рассматривали страницы какой-то старинной книги. Иные из давно минувших событий, ставших основанием для нашей нынешней жизни, запечатлелись в вечности и когда-нибудь вновь явят себя в мире, исполненном совершенства. Если бы мы стали властны над временем, люди, которых мы любили и любим, ожили бы и вернулись в этот мир… Башенка вспыхнула ярким светом в лучах заходящего солнца и тут же скрылась в сгущавшемся тумане, проглотившем старый дом семейства Марратта.

Когда Джексон Мид заговорил о «вечных радугах», Хардести мысленно перенесся в далекое прошлое и явственно увидел гладь Тихого океана и окутанные дымкой, поросшие лесом прибрежные холмы. Ему казалось, что ответ на загадку Джексона Мида как-то связан с соснами Президио, среди которых прошло все его детство. Он вернулся сюда только для того, чтобы соприкоснуться с собственным прошлым. После того как Хардести побывал на могиле отца (Эван здесь, конечно же, не появлялся), он мог побродить по Президио и попытаться разгадать тайну слов Джексона Мида.

На следующий день он пересек город и, оказавшись в залитом солнцем лесу, который был знаком ему с детства, пошел в северном направлении. Через несколько минут солнце померкло и на лес невесть откуда налетело огромное облако, чьи белые языки походили на разметавшиеся космы седовласых магов. Мир скрылся за туманной завесой, шипевшей подобно оркестру расстроенных арф. Какое-то время Хардести продолжал идти в прежнем направлении. Деревья остались позади. Он пересек прогалину, поросшую мягким вереском, и остановился на самом краю утеса, возвышавшегося над скрытым за белой пеленой морем, шумевшим так гневно, что он, боясь потерять равновесие, поспешил опуститься на колени, после чего лег наземь и, почувствовав неожиданную усталость, забылся крепким сном.

Небеса снились Хардести Марратте достаточно часто, и каждый раз они поражали его своими неземными красками и полнейшим покоем. Однако на сей раз его взору открылась столь необычная картина, что он тут же забыл обо всем на свете. Ему казалось, что он поднимается все выше и выше. Туман постепенно редел. Когда же белесая дымка полностью рассеялась, он совершенно неожиданно оказался в деревянном доме, стоявшем высоко над озером. Хардести замер в нерешительности, но тут к нему подлетела молодая женщина с развевающимися невесомыми волосами, которая уже в следующее мгновение скрылась за залитым ослепительным золотистым светом дверным проемом. Он поспешил вслед за ней и неожиданно увидел под собой простиравшееся от горизонта до горизонта лазурное озеро, в котором играли золотистые всполохи. Вниманием его вновь завладела проплывавшая мимо молодая женщина. Ему хотелось получше рассмотреть ее лицо. Поняв это, она повернулась к нему, и он, не в силах выдержать взгляда ее искрящихся неземным светом синих глаз, тут же проснулся.

Над Президио уже сгущались тени. Туман сменился мелким дождем. Он привстал с земли и посмотрел вниз, туда, где ярились грязные пенистые валы. Одежда его успела промокнуть насквозь. Решив срезать путь, он спустился к опорам Золотых Ворот и пошел в направлении города. Тонувший в туманной мгле мост казался ему таким же темным и мрачным, как каменные громады Манхэттена.

К востоку от поста для сбора дорожных сборов Хардести обнаружил небольшой заброшенный парк, в самом центре которого стоял высокий постамент с бронзовым бюстом, о чьем существовании большинство горожан наверняка даже не подозревало. Хардести обогнул постамент и увидел выгравированную большими буквами надпись:

1870 Джозеф Б. Штраус 1938

Немного ниже значилось:

Главный инженер Золотых Ворот 1929—1937

Хардести не ошибся. Он действительно видел этот памятник в детстве. Сохранилась и надпись, сиявшая даже в сумерках:

Здесь, у Золотых Ворот,

Будет стоять эта вечная радуга,

Напоминая людям о том,

Что род их не пресечется

Вовеки

Хардести зажмурился, словно парашютист, готовящийся выполнить прыжок. Когда он наконец оглянулся, он увидел в подступившем тумане фигуру Джексона Мида, который вот уже шестьдесят лет не сводил глаз с панорамы Сан-Франциско.

Хардести должен был встретиться с Джексоном Мидом ранним утром в зале с гигантским холстом, изображавшим ученых мужей эпохи Фридриха Великого, посреди которых застыл в героической позе сам король в своей черно-серой мантии, оттенявшей загадочные аппараты и колбы.