К а ч о к (
Сергеев поворачивает машину. Дорога, ведущая вниз. Развилка. Вопросительный взгляд Сергеева.
К а ч о к: Направо.
Дома с еще черными, спящими окнами, узкая петляющая под гору улочка старого города. Домик с палисадником и одним горящим окном.
К а ч о к: Стой.
Он выходит из остановившейся машины и скрывается за калиткой. Сергеев тоже хочет выйти.
1-й п а с с а ж и р: Куда?
С е р г е е в: Фары протереть.
1-й п а с с а ж и р: Сиди.
Сами пассажиры по-прежнему сидят неподвижно, как изваяния. Освещается крыльцо, в двери появляются две черные тени. Бросив на них равнодушный взгляд, Сергеев вдруг застывает.
К машине в сопровождении Качка со своей дорожной сумкой и сложенным зонтиком идет Анна.
Лишь на мгновение Анна замедляет шаг, неожиданно увидев знакомую машину и Сергеева. И — как будто не было этого мгновения. У нее уверенные, властные движения и жесткое, незнакомое лицо. Она садится на заднее сиденье. Зато для Сергеева это оглушительное мгновение растянулось в вечность…
К а ч о к: Заснул? (
Ниже шоссе уже замелькали кипарисы, дорога стала оживляться, засветилось тусклое море.
Сквозь пелену оцепенения до Сергеева временами доносятся тихие обрывочные фразы с заднего сиденья:
— …и нет связи. Уже хотели дать отбой.
— Не вышло. Здесь «борода» кружил.
— Он вас узнал?
— Смутно. Хотел убедиться.
— И как?
— Ушла… в сторону моря.
И снова молчание и дорога.
1-й п а с с а ж и р: Задали вы нам нервов…
А н н а: У вас нервы не слабые.
1-й п а с с а ж и р: Но — целых два дня неизвестности…
Анна глядит на бегущую впереди дорогу и затылок Сергеева, и голос ее мягчает, снова становится знакомым.
А н н а: Имеет женщина право хоть два дня прожить так, как не смогла прожить всю жизнь…
Пассажиры молчат, не уяснив смысла фразы.
И одному Сергееву понятно, что эти слова обращены не к ним, а к нему.
Качок велит остановиться, недоезжая причала.
У причала стоит красавец теплоход, тот самый, встреченный в море. Его труба тихонечко дымит; горят, несмотря на утро, все огни, с палуб доносится тихая музыка. У трапа — пограничники в зеленых фуражках.
Все сидят в машине. 2-й пассажир смотрит на часы. Тянутся минуты.
2-й п а с с а ж и р: Пора.
Пассажиры выходят разом, с обеих сторон машины. Анна задерживается — снова на мгновение. Ровно настолько, чтобы встретиться глазами с Сергеевым, и в глазах ее — немой вскрик любви и отчаяния, благодарности и невозможности, прощания и прощения… И лицо Анны исчезает.
Три фигуры быстро идут к теплоходу. Проходят через оцепление, подходят к трапу.
Напряженно глядит Качок, держа руку под курткой.
Но все трое уже поднимаются по трапу.
Матросы готовят трап к подъему.
Три фигуры — на палубе. Голова Анны, а может, это показалось Сергееву, повернулась в его сторону — и скрылась.
Трап идет вверх. Грянул марш. Провожающие и просто любопытные в толпе машут с берега. Теплоход отчаливает, и все шире полоса вспененной воды между ним и причалом.
Качок, облегченно расслабившись, достает сигареты.
Теплоход удаляется, сияя огнями, отраженными в воде, — как светящийся НЛО из далеких миров.
Сергеев с собачкой, присевшей у его ног, стоит на набережной лагеря, глядя в море. Море пустынно. Звучит под гитару песня Визбора:
Песня звучит из динамика над танцплощадкой.
А внизу — рокочущая суета техники: бульдозеры, краны, экскаваторы. Обломки сметенных строений, свежевзрытая земля.
Сергеев с дорожной сумкой идет по лагерю. Собачка семенит за ним.
Лысый Шеф, окруженный рабочими в фирменных касках, командует работами. Подняв отвал, бульдозер движется к танцплощадке.
Сергеев останавливается, обернувшись, смотрит.
Взревев, бульдозер налегает на конструкции, и эстрада танцплощадки медленно обрушивается — вместе со смолкшим динамиком.
Почему они все такие разные?