Читаем Зимняя война 1939-1940 гг полностью

Зимняя война 1939-1940 гг

«Разбитая колонна стояла на три четверти мили по дороге… Все еще цеплялся за руль штабной машины мертвый водитель, его лоб разбит пулей — он был первым из убитых, которые лежали повсюду. Как странно выглядели тела на дороге, на таком холоде, что если снять рукавицу, то рука замерзала за минуту. Холод заморозил их в том положении, в котором они упали. Он также слегка иссушил их тела и черты лиц, что привело к искусственному, восковому виду лиц.

Вся дорога казалась гигантской тщательно сделанной восковой диорамой сражения.

Там же лежали и убитые финны.

Финнов было легко отличить. У них у всех были белые маскхалаты поверх серой формы, а сапоги были из желтой, новой кожи. Товарищи прикрыли лица убитых тканью или еловой веткой. Я открыл лицо одного из солдат, великана в серой форме. У него было типичное финское крестьянское лицо, с резко очерченной челюстью. В его смерти он выглядел очень молодо — лет двадцати. Я уже достаточно насмотрелся на эту форму за три недели в Финляндии и понимал, что будет значить похоронка на этого солдата, когда она придет в какой-нибудь красный крестьянский домик в лесах на юге…»

Поэтому, по приказу Маннергейма, репортерам после этого было запрещено посещать места сражений до того, как все убитые финны были убраны. [5]

* * *

Действительно, слухи о быстро растущем количестве убитых финнов начали оказывать влияние на родственников. В их число входила, например, «семья» Анны-Лиисы Вейялайнен на острове Туппура в Выборгском заливе. «Когда первая похоронка дошла до нашей семьи 2 декабря, всем нашим пришлось собрать всю силу воли, чтоб не расплакаться. Молодой Маури опять предупредил нас, чтобы не говорить об убитых за ужином, так как молодой курсант — брат лейтенанта Аки — был убит в Ваммелсуу в первый день войны. Кажется, мы все немного переборщили с жизнерадостностью.

Аппетита ни у кого не было, и было больно смотреть на выражение лица Аки». К концу декабря тысячи финских семей испытали такие же ситуации, так как потери росли. Как написала Вейялайнен, «скоро похоронки начали приходить каждый день, но человек ко всему привыкает».

* * *

Затем наступило Рождество. Все финны и иностранцы, кто был в Финляндии, вспоминают его как счастливое, или же счастливое в тех обстоятельствах.

На Туппуре «мы старались отпраздновать Рождество как можно более по-домашнему», — вспоминала Анна-Лииса. Эмма Тейкари, ее соратница, приготовила рождественский ужин на всю «семью» на Туппуре. Все, и верующие, и неверующие — а в те дни почти все верили в Бога, — спели рождественский гимн.

«Мира на земле не было, но в то Рождество люди были близки друг другу и все желали друг другу добра».

В Хельсинки тоже было радостное настроение. Паника первых дней уже почти прошла. 23 декабря, в Сочельник, московское радио предупредило, что если «Финляндия не прекратит сопротивление к часу дня, то мы разбомбим Хельсинки и сровняем город с землей к утру Рождества».

Но большинство жителей столицы, ставших уже ветеранами войны, не поддалось на это. Ничто — даже угроза русских бомб — не могла остановить празднование Рождества. Возможно, это было не самое светлое Рождество, которое переживали шестьдесят с лишним тысяч жителей столицы, в особенности если вспомнить о затемнении, но поскольку несколькими неделями ранее они думали, что праздновать вообще не будут, сам факт празднования Рождества был крайне важен. В Сочельник агентство Юнайтед Пресс сообщило: «По Хейкинкату проехали сани с колокольчиками, это сильно всех воодушевило, тем более что город ожидает следующих налетов».

«Дух армии и народа чудесный, — написал Г. Толлет, житель Хельсинки, который работал на «Нью-Йорк таймс» в своем интервью этой газете. — Но было бы неплохо, если бы нам подбросили пушек и боеприпасов. Одолжите их нам, и мы сумеем за себя постоять. Американский народ может быть спокоен — все, что он даст нам в помощь, не будет выкинуто».

* * *

Для Эрика Мальма и его братьев по оружию в 10-м полку, которые уже три недели без перерыва обороняли линию Маннергейма, Рождество значило, что их в первый раз сменяли — и это было раем.

«В Рождество 1939 года бои ниш несколько дней. Затем нас сменил другой полк, и нам удалось отдохнуть. Мы отпраздновали Рождество и получили подарки из дома. Мы были в каких-то 500 метрах от линии фронта, но казалось, что мы в другом мире».