Читаем Зимняя война полностью

Зимняя война

Я всегда ненавидел больницы. Я боялся врачей и медсестер, которые делали все время мне больно, заставляли меня принимать бесполезные процедуры и убивали мое внимание и время, причиняя при этом боль, порой нестерпимую боль и страдания. Я снова почувствовал себя в больнице, в ТОМ времени, и испугался… я впервые испугался до боли, до дрожжи, до истерического припадка, который стал коряжить меня в конвульсиях прямо на глазах молодой девушки.

Она испугалась. Как она испугалась, я никогда еще не видел таких испуганных глаз, но тем не менее, каким-то чудом она, невысокая хрупкая девушка схватила меня в охапку и прижала к груди. И тут меня стало отпускать. Я заплакал…

Пришлось нюхнуть нашатыря. И только тогда я смог выдавить:

– С детства боюсь враачей… Я дааааже в больницу никогда, никогда, только комиссия, только…

– Извините, Маария…

– Мария Львовна.

– Извините, Мария Львовна. – я уже сумел взять себя в руки. Наваждение прошло. Остался кунг, военврач, и мой отряд, который двигался прямо по Раатской дороге.

Все-таки обошлось без перелома, но ушиб был знатный. Меня хотели уложить и отстранить от командования, но я попросил ограничиться тугой повязкой. Извинился еще раз и внезапно поинтересовался, замужем ли товарищ военврач третьей категории. Ага! Ее щеки так запылали, что раскаленная печка рядом с ними стала казаться бледно-розового цвета…

– Извините, товарищ комбриг… – она мялась, не зная, как меня отшить и при этом не обидеть.

– Извините, Мария Львовна, я тут истерику закатил… за нее извините, а за вопрос… разве будет лучше узнать это из вашего личного дела? Лучше ведь будет спросить напрямую…

– Да, лучше, извините, я не замужем. И не думаю. Моя цель – это медицинская наука, а сюда я пришла, чтобы получить как можно больше практики.

– Ленинградская военно-медицинская академия?

– Да, так точно…

– Я попрошу вас…

– Можете не просить, я все понимаю… Я буду молчать.

– Спасибо!

Комбриг в истерике – это плохо. А тут еще наше продвижение по дороге закончилось. Надо было посмотреть. К кунгу, из которого я выбрался, уже спешили разведчики.

Доклады разведчиков не утешали. Противник уже вышел на Раатскую дорогу, перехватил караван из трех машин, захватил грузы, что предназначались 163-ей, и теперь обустраивает позиции в дефиле между озерами. Там еще речка и мостик через неё, как раз способный выдержать нашу технику… был. Ну, посмотрим, для чего я наших саперов гонял и в хвост, и в гриву.

Чтобы немного сбросить стресс, прошелся вдоль колонны наступающей пехоты. А вот тебе еще один повод для беспокойства. На обочину дороги оттащили Т-26, танк сломался, техники пытались что-то разобрать в его нутре, вот только на морозе сделать это было трудновато.

– Отставить! – нечего тут вытягиваться, на войне как на войне. – Что у вас случилось.

– Встал, сучий потрох. Я в Важинваре все проверил, все шло, а тут почувствовал, что трещим, что-то пошло не так, раз тебе и встали… – речь расстроенного техника изобиловала выражениями куда крепче «сучьего потроха», что в боевых условиях я считал допустимым, и никаких замечаний делать не собирался.

– Трансмиссия, Иванюта, это трансмиссия. У наших 26-х это самое слабое место.

– Так я так тоже думаю, товарищ комбриг. Ну мы тут посмотрим, может, что-то придумаем.

– Костер разведите, да поглядывайте, финн тут лазит, может на костерок заглянуть.

– Сделаем. – обрадовался воентехник. – аккуратно так, в низине, чтоб не видно было.

– Хорошо. Смотрите, чтоб без отморожений, а то знаю я вас, энтузиастов. Если слушаться не будете, военврачу Ворониной передам!

– Вот только не ей, товарищ комбриг, больно она строгая, Мария Львовна. У нас из-за неё вся техника встанет…

Ну вот, а я думал, кого больше всего боятся в дивизии, оказывается, военврача Воронину. Дела!